Шрифт:
Закладка:
— Адресочек ломбарда на всякий случай пришлите.
— Обязательно. А вы поделитесь тем, что узнали про Ярвиннен: у нее был муж? Кто он, чем занимается и где находится?
— Думаете, жену убил муж? Я огорчу вас: он живет в Финляндии. Как развелся с Юлией Степановной, так и уехал на историческую родину, в России не был уже два года.
— Вы это проверили — значит, тоже его подозревали, — отметила я. — Кто у вас теперь числится кандидатом в убийцы?
— В убийцы — никто, — удивил меня следователь. — Там, понимаете ли, такая история… Экспертиза показала, что женщина скончалась от полученной травмы головы. Она очень неудачно упала. И уже мертвой ее повесили.
— Зачем? — растерялась я.
— Хороший вопрос. Найдем затейника — спросим. Если у вас все…
— Да, до свиданья. — Я оборвала связь и посмотрела на Ирку, которая все слышала, потому что я включила громкую. — Как тебе этот поворот? Юлю никто не убивал. Но кто-то ее повесил!
— Глупость, — согласилась подруга. — Или такое хитрое коварство, что мы его не понимаем. Будем думать.
Она покивала, будто убеждая саму себя в необходимости хорошенько подумать, и сменила тему:
— Ты в чем пойдешь на вернисаж? Мадамы так расфуфырились, что мы тоже не должны ударить в грязь лицом.
Расфуфыренные мадамы чрезвычайно вдохновили мою подругу, и на вернисаж она отправилась в лучшем виде: платье в пол, на голых плечах меха, на ногах — босоножки со стразами на перепонках.
Босоножки. С перемычками. Со стразами. В Питере — в начале июня!
— Будешь диссонировать, — честно предупредила я королевишну, но она мне не поверила.
Зря. Северная столица — не тот город, где принято эффектно наряжаться. Это в нашем родном Краснодаре уважающая себя девушка не выйдет из дома без полной боевой раскраски и экипировки даже по такому поводу, как вынос на помойку пакета с мусором. В Петербурге народ в основной массе одевается просто и удобно: местные жители удивительно ловко составляют ансамбли типа «и в пир, и в мир, и на все сезоны разом». А в июне с учетом продолжительности светового дня и переменчивой погоды идеальным нарядом представляется глубоководный скафандр, который легким движением руки превращается в элегантные шорты.
К тому же Дом Актера имени Станиславского — место скорее уютное, чем пафосное. Там регулярно проходят интересные камерные выставки и спектакли, на которые, что особенно приятно, не нужно покупать билеты — достаточно пройти регистрацию. Классическое здание очень удобно расположено прямо на Невском проспекте, внутри все очень красиво и благородно — старинные зеркала, изогнутая мраморная лестница, высокие потолки, лепнина, люстры, камин, рояль… При этом публика, вопреки ожиданиям, вполне демократичная, разве что отдельные дамы в образе смотрятся розанами среди крапивы.
Великовозрастные мадамы наши, конечно, на общем фоне выделялись, но Ирка успешно составляла им конкуренцию. Еще бы! Фигуристая пышнотелая красавица весом в центнер с волнистой гривой рыжих волос — такая ни в какой толпе не затеряется!
Присутствующие лица мужского пола, завидев ее, открывали рты, а те, что повыше ростом — то есть имеющие возможность заглянуть в декольте, самым выгодным образом подающее бюст пятого номера, — и вовсе столбенели, будто суслики. Ирка, улыбаясь, как Мона Лиза, обходила сусликов по точно выверенной кривой, даже не притормаживая, что со стороны смотрелось профессиональным слаломом.
Мы с Архиповым, без затей облаченные в классические брючные костюмы, следовали за нашей примой в кильватере. Не знаю, как Вадик, а я боролась с желанием пальчиком аккуратно возвращать на место отвисшие челюсти и ласково повторять: «Отомри!»
Ирка уверенно направлялась к столу, уставленному бокалами с игристым. Выставка ее интересовала исключительно как светское мероприятие из серии «себя показать, людей посмотреть», — на развешанные по стенам картины и рисунки она даже не смотрела.
— Людочка, дорогая! — Марфинька, конечно, заметила нашу яркую подругу и не преминула повиснуть на ее локте, в результате чего образовалась совершенно сногсшибательная пара.
Тетя Ида, хоть и принаряженная, в одиночку не могла конкурировать с двойной красотой подруженек и тактически грамотно отступила к нам. Галантный Архипов предложил ей опереться на его руку, и мы втроем неспешно обошли два небольших зала по периметру, рассматривая и обсуждая экспонаты.
На выставке были представлены работы театральных художников Санкт-Петербурга: эскизы костюмов и декораций, сценография разных спектаклей, в том числе тех, которые по каким-то причинам не состоялись. Правильно, я считаю. Не пропадать же добру — отличным картинкам — только потому, что постановку не одобрили или на нее денег не нашлось.
Мне особенно понравились изображения милейших персонажей кукольного «Теремка». Всех их автор нарисовал с глазами разного размера — левый вдвое больше, что придало зверушкам лихой и придурковатый вид. Заодно зримо выразило их непреходящее обалдение от происходящего то ли на сцене, то ли в нашей жизни. Очень правдиво, по-моему.
Я с удовольствием рассматривала эскизы, время от времени оглядываясь на громкие возгласы: Марфинька — бывшая актриса — шумно обнималась и расцеловывалась со всеми встречными-поперечными, демонстрируя, что знает в местных театральных кругах буквально всех.
При этом каждого второго из бурно приветствуемых ею знакомых она называла чужим именем, что абсолютно никого не шокировало и не смущало. Я объяснила это для себя тем, что актерам привычно играть разные роли: сегодня он Гамлет, завтра тень его отца, а послезавтра вообще безымянный лакей с единственной репликой «Кушать подано!».
Ирка, которая с подачи Марфиньки со всеми активно знакомилась, время от времени ненадолго подходила к нам, чтобы поделиться переполняющими ее сведениями и впечатлениями.
— Видишь того лысого дядьку в бархатном пиджаке? Это известный режиссер Герман Градский, — сообщала она нам и снова уплывала.
— Вадим Виноградов, — невозмутимо вносила поправку тетушка и поднимала ручку, чтобы изящным шевелением пальчиков послать привет упомянутому режиссеру. — На Градского он отзывается исключительно Марфиньке.
— А вон та бабушка в вязаной кофте — бывшая певичка кабаре Ада Руби! — просвещала нас Ирка.
— Анна она, — меланхолично корректировала информацию тетя Ида. — И не Руби, а просто Карпенко. Поет, это правда, только не в кабаре, а в церковном хоре.
— Гляди: тот бородатый, с бакенбардами, как у жандарма, коллекционер антиквариата, — шептала Ирка. — Зовут Альбертом, Марфинька называет его просто Бертик.
— Иван он, — после короткой паузы, за время которой подруга успевала удалиться, добавляла моя тактичная тетя. — Иван Анатольевич, умелый реставратор. Скупает и восстанавливает старую мебель. Это ему я обязана тем, что моя горка красного дерева в таком прекрасном состоянии. — И она послала добрую улыбку мастеровитому Ивану-Альберту.
— Прошу
