Шрифт:
Закладка:
– Мы не знаем. – Он вскидывает брови, и Оливия берет бутылку. – Я все тебе объясню. Иди за мной.
– У тебя мои «Пумы».
Чертовы кроссовки. Сбросил и забыл, когда так рвался за своим «Макинтошем», что даже ее оттолкнул плечом. А когда Джош лег спать в первый вечер, и она решила прибраться, то зашвырнула их в кладовку.
– Они в моей комнате. Я принесу.
Но Блейз не слушает. Все его внимание занимает Джош, и взгляд скользит сверху вниз – от бейсболки к черным «Вэнсам», – задержавшись на лице.
Джош неосознанно поправляет бейсболку, как будто Блейз может увидеть под ней шрам.
– Иди, помоги Итану с обедом, – мягко обращается к нему Оливия. – Я не задержусь.
С бутылкой в руке Оливия тянется за Блейзом в свою комнату.
– И что ты себе думаешь? – спрашивает она. – Напоишь меня и в постель? – Зачем ей это нужно – впустить его в свой дом, в свою жизнь? И вместе с тем она признательна ему, благодарна за то, что он рядом, пусть и ненадолго.
– Для этого мне тебя и поить не надо. – Блейз выглядывает в окно, из которого открывается прекрасный вид на задний дворик. Итан и Джош возятся с грилем, установленным лично Блейзом. Оливия ждет от него самодовольной ухмылки, неизменно ее раздражающей, но когда он поворачивается, лицо его выражает беспокойство.
– Что такое? – с тревогой спрашивает она.
Он останавливается посередине комнаты.
– Волнуюсь за тебя.
– Из-за Лили?
– И из-за нее тоже. Твой сегодняшний звонок… Я даже испугался.
– Со мной все в порядке.
– Уверена? – Она сдержанно кивает. – Расскажи мне о Лили. Что происходит?
– Она пропала.
– По-моему, она давно уже пропала, разве нет?
– Да, но на этот раз ситуация другая. Джош появился здесь один. Говорит, что она ушла, но, как мне кажется, у него это означает, что она пропала. Думаю, она не сбежала. У Джоша проблема. Некоторое время назад он ударился головой. Поэтому и слова путает. Я подозреваю, что его ранение как-то связано с исчезновением Лили. Из-за проблем с речью Джош не может толком объяснить, что случилось с матерью. Волнуется, спешит, путается и сбивается на невнятицу. Я даже допускаю, что Лили уже нет в живых, – добавляет она, и невидимое бремя скатывается с плеч. В глазах набухают слезы, дрожат губы.
– Эй, это что еще такое? – Он берет ее за подбородок.
Она отступает, чувствуя себя недостойной такой нежности и стыдясь собственного иррационального поведения. Он предал ее давно, и ее реакция была инстинктивной. Но сейчас Оливия спрашивает себя, не лгал ли ей тот единственный человек, которому она доверяла всю жизнь и с которого брала пример: ее отец. Мир рассыпается, будто кирпичей у нее без счета. Ты думаешь, что знаешь кого-то, а потом вдруг узнаешь нечто и понимаешь, что не знала его совсем. В пазле появляются новые детали, и законченная картина совсем не та, что изображена на крышке коробки.
– Дуайт в Сан-Диего.
– А при чем здесь твой отец?
– Джош родился в Сан-Диего. Думаю, там – или где-то поблизости – он живет и теперь. – Оливия рассказывает о появлении племянника, о походе в полицейский участок, визите Шарлотты и реакции Джоша на фотографию с Дуайтом.
Блейз внимательно слушает, и лицо его постепенно смягчается. Наверно, если бы он не держал в руке шлем и не боялся ответной реакции, то заключил бы ее в объятия. Рисковать он не решается, опасаясь, что она оттолкнет его еще дальше.
– Тогда ты мне и позвонила?
– Да.
Он качает головой.
– Черт, Лив. Я бы приехал раньше. Подожди-ка. Не хочешь ли ты сказать, что Джоша толкнул или ударил твой отец?
Чувство такое, что кто-то вынул у нее из груди сердце и положил на горячий тротуар.
– Не хочу в это верить, но да, думаю, именно это я и хочу сказать.
– Нет, Лив, нет. – Блейз тычется лбом в ее лоб, и Оливии хочется раствориться в нем. Как же приятны его прикосновения, пусть даже вот такие, успокаивающие. – Он не такой. Да, с Лили он обходился жестко, но ты обвиняешь его в таком… Ты что-то упускаешь.
– Надеюсь, ты прав.
– Что здесь делает Миллер?
– Блейз. – Она качает головой. Конечно, ходил, ходил и вернулся к Итану.
Он смотрит на нее с прищуром.
– Ты с ним спишь?
– Ну хватит, – раздраженно бросает она. У нее просто нет времени на его ревность. – Между нами ничего нет.
Взгляд уходит за окно. Итан заканчивает со стейками. Она задолжала Блейзу ответ, но это долгий разговор.
– Послушай, я просто хочу расспросить его о Лили, вот и все. Он уезжает из города завтра.
Оливия отыскивает в кладовке кроссовки и идет с ними к окну. Блейз внимательно наблюдает за Итаном и Джошем во дворе.
– Позвоню завтра и все расскажу. Обещаю. – Она протягивает ему кроссовки. Он не берет. Поворачивается к ней, держа в руке мотоциклетный шлем.
– Думал о прошлом вечере. Я немного того… не сдержался.
Он не сдержался?
– Только не в сравнении со мной.
– Понимаю. Ты недоверчивая. Я обидел тебя, и теперь ты осторожничаешь. Все правильно.
– Ты был у меня первым, – негромко говорит она, словно это смягчает его предательство. Может быть, в этом одна из причин ее сверхчувствительности, когда дело касалось его. За весь прошлый год они ни разу не разговаривали об этом открыто. Она хотела, чтобы все было легко, весело и без сложностей. Но теперь то, что она прятала от него, рвалось наружу, как сок из рваного пакета.
– Ты была моей, а я был молод и глуп. – Блейз касается ее лица, и это прикосновение ощущается как долгожданный поцелуй. Он – магнит, ее убежище посреди жизненных невзгод. Она неосознанно прислоняется к нему, чувствуя, что нуждается в нем намного больше, чем раньше.
– Я увидела эсэмэски Мейси, и они напомнили мне школу. – Последние каникулы, разрыв с Блейзом, потеря связи с Лукасом и Лили.
– Знаю. Поэтому и хочу дать тебе второй шанс.
– Мне?
– Нам. – Он усмехается, закатывает глаза. – Видишь? Глупо.
– Ты не глуп. – Он смелее, чем она, и отношений не испугался даже после всего, что выпало на его долю. Охлаждение с Тайлером, потому что Блейз был в армии, когда Ронда заболела, и Тайлер остался, чтобы заботиться о ней. Внезапная смерть его отца. Тяжелый год Ронды после того, как врачи перепробовали все средства. Он видит корень всех ее проблем – доверие. Точнее, его отсутствие.
Блейз играет с прядью ее волос.
– Можешь называть меня глупцом – разрешаю.
Он пытается шутить, но врожденная подозрительность склоняет ее к осторожности.