И вдруг Лаци поймал себя на мысли, что руки дамы кажутся ему похожими на руки Магды.

Лаци стал думать о женитьбе. Несколько лет назад женитьба, вернее, свадьба была большим событием. Лаци помнил, как на свадьбе брата Фери гости гуляли до рассвета. Бедный Ференц погиб где-то на берегах Дона. Теперь женитьба выражается в том, что делают соответствующие записи в книге записей гражданского состояния. И только.

Утром, выходя из дому, Лаци совал в карман две вареных картофелины, а вечером приносил их обратно, так как целый день мотался по разным учреждениям и не осмеливался вынуть их и съесть…

Взгляд Лаци снова остановился на картине. «Эти люди жили в богатых особняках, в роскоши, в тишине, с дворецкими…»

Лаци не заметил, когда вернулся Радаи.

— Интересная картина, не правда ли? — спросил бургомистр. — Особенно хороши руки дамы. Не место ей здесь, снять бы ее, но, говорят, она написана рукой Ласло Фюлепа.

Радаи вспомнил, что его друзья, бывавшие у него в рабочем кабинете, все, как один, говорили, что его жена поразительно похожа на изображенную на портрете даму, а однажды жена дома завела с ним разговор об этом портрете, намекая, что хотела бы посмотреть на него, но Радаи запретил жене появляться у него на работе.

Тот вечер, когда он снова увидел в супруге женщину, оставил глубокий след в жизни Радаи. Он почувствовал, что во многом был виноват сам.

Теперь он спокойно выслушивал ее, спорил с ней, разъясняя ошибочность ее мнения. Часто госпожа Радаи пыталась защищать бывшего бургомистра Сантоди-Чукаша.

— …Ты очень многим обязан ему, — говорила она. — Ты не можешь отрицать, что стал врачом не без его помощи. И хотя в свете существующего режима он является преступником, все же он… Не будь таким упрямым, безразличие и холодность тебе не идут…

За этими словами жены Радаи разглядел новые политические веяния, появившиеся в городе, который возрождался к новой жизни.

Вязальная мастерская Хайагоша стала местом сбора сторонников старой жизни. Была создана партия мелких частных хозяев, но пока она была создана только на бумаге. Оставалось вдохнуть в нее жизнь, заставить ее действовать.

Связи владельца кинотеатра Барата с Сантоди-Чукашем были известны всем. Сам же Барат через жену Хайагоша воздействовал на мужа, от которого ниточка шла к жене доктора Радаи.

И если Радаи хотел пользоваться доверием всей коалиции, ему следовало вести себя очень осторожно. Он, разумеется, понимал, что власть сейчас в основном сосредоточена в руках венгерских коммунистов, которые опираются на помощь Советской Армии. В той обстановке выступать в защиту Сантоди-Чукаша было опасно, и Радаи не имел ни малейшего желания впутываться в это дело.

Удерживали его от этого вмешательства и другие причины. В те дни работы было очень много, и он не имел ни минуты свободного времени, чтобы оглянуться назад и взвесить собственные поступки. Однако один случай никак не выходил у него из головы — случай с еврейским мальчиком, которого он должен был спасти, но не сделал этого. Он тогда колебался, выжидал что-то, и все потому, что находился в какой-то степени под влиянием все того же Сантоди-Чукаша. Этот случай как бы воздвиг непреодолимый барьер между ним и бывшим бургомистром.

Радаи смотрел на портрет и думал, что не копаться в своем прошлом, примириться с ним, пойти на сделку он может, но в то же время он не в состоянии навсегда вычеркнуть из своей памяти это прошлое.

— Юриста я нашел, — сказал Радаи. — Отдела, как такового, у нас пока нет, а все книги записей актов гражданского состояния остались под развалинами здания старого магистрата. Придется произвести раскопки, достать книги, изготовить ленту цвета национального флага, которую юрист во время регистрации браки надевает через плечо. А без этого ни о какой регистрации не может быть и речи. В конце этой недели отдел регистрации браков будет уже работать. Так что можешь быть спокоен.

Тепло попрощавшись с Лаци, Радаи проводив его до дверей.

Лаци направился к зданию партийного комитета. Он шел и думал о том, что через несколько дней Магда станет его женой, а потом у них появятся дети. Нужно будет выхлопотать квартиру. Фюлеп наверняка поможет ему в этом деле. Может, и Шуханг посодействует. Да и Радаи был так любезен с ним.

Свидетелями во время регистрации брака Лаци решил пригласить Шуханга и Фюлепа. Нужно будет поговорить с ними об этом.

Лаци огляделся по сторонам. Вид был далеко не привлекательный: повсюду виднелись развалины. Лаци глубоко вдохнул сырой воздух, в котором не было обычной копоти и гари, распространяемых сотнями заводских труб. Сейчас заводы стояли. Ни трамваи, ни автобусы не ходили.

Лаци казалось, что для того, чтобы восстановить все и сделать жизнь такой, какой она была, потребуется не менее десяти лет.

«Наивно и глупо было бы думать, что сразу же с приходом частей Советской Армии, которая только что разбила фашистские орды, магазины будут ломиться от товаров и жителям не придется терпеть никаких лишений, а советские солдаты прямо с брони башен будут раздавать направо и налево шоколад и копченую колбасу. Как можно забыть о том, что советские войска с кровопролитными боями дошли до Пруссии и Венгрии; русским нужно кормить свою многомиллионную армию, а ведь немалая часть территории Советского Союза сильно пострадала от оккупантов.

Советские солдаты и сейчас делятся своим пайком с голодными венгерскими детишками и стариками.

Человек всегда ждет, что вот-вот свершится чудо — и начнется новая жизнь. Освобождение Венгрии произошло совсем не так, как об этом мечтали многие в течение долгих лет: оно свершилось стремительно, в ходе тяжелых сражений, которые велись не на жизнь, а на смерть.

Лаци пришлось видеть и озверевших гитлеровских солдат. А теперь ему посчастливилось встретить жизнерадостных, здоровых, хорошо вооруженных советских солдат, которые принесли венгерскому народу свободу.

Перед зданием партшколы Лаци остановился, посмотрел на фанерный стенд, укрепленный красной звездой, на который обычно вывешивали стенную газету. Газеты еще не было. Почему Жужи не вывесила ее? Фюлеп наверняка давно уже пришел, а когда ему дают газету на просмотр, он никогда не задерживает ее.

«Неужели Жужи оказалась права?» — подумал Лаци, входя в секретариат. Жужи была на месте и разбирала какие-то бумаги. Увидев Лаци, она как-то странно посмотрела на него и сказала:

— Заходи, Фюлеп тебя ждет.

— Подождет. — Лаци скривил рот. — Он не мой начальник.

Это была правда и неправда. Лаци с утра и до позднего вечера пропадал в партшколе, зарплаты не получал, работал бесплатно, а такому, как ему казалось, никто не