— Твоей жене пенициллин не поможет, — ответил доктор. — Я тебя, Петер, прекрасно понимаю, но пенициллин в данном случае бессилен.

Хайагош стоял опустив голову. Потом повернулся и поплелся в коридор.

После совещания Радаи сразу же пошел на службу. Несколько наиболее важных управлений магистрата, здание которого было разрушено, расположились в здании женской гимназии. В магистрате почти каждый день появлялись новые сотрудники, заводились новые дела, требовавшие скрепления подписью и печатью бургомистра. Ежедневно проводилось по нескольку совещаний и собраний, на которых должен был присутствовать бургомистр, нужно было принимать множество делегаций с заводов и фабрик, слушать выступления и самому выступать. К вечеру голова у Радаи раскалывалась на части.

Став первым отцом города, Радаи лично осматривал все его районы. Он безо всякого сопровождения ходил по улицам города, заходил в дома, в которых никто не жил, видел множество трупов и прекрасно понимал, что их нужно немедленно похоронить, так как, стоит чуть-чуть потеплеть, может вспыхнуть холера.

Он видел разорванные трубы водопровода, исхудалые бледные лица людей, одетых в какие-то лохмотья, и прекрасно понимал, что нужно начинать строить с тем, что есть.

Ради любопытства он заглянул в один двор. Посреди валялся мерзлый труп собаки. Все квартиры пусты. Ни людей, ни мебели — одни голые стены да разбитые стекла в окнах. На этажи он подниматься не стал. В конце двора особняком стоял домик. Радаи охватило какое-то странное чувство, которое заставило его войти в этот домик.

Доктор толкнул дверь и вошел. Скупой свет зимнего дня упал на фигуру немецкого солдата, прислонившегося спиной к стене. Сквозняк играл белокурыми волосами гитлеровца, а его большие голубые глаза остекленело смотрели прямо перед собой, словно умоляли о чем-то.

Это был Франц Бош. Офицерский френч застегнут на все пуговицы, вместо брюк — кальсоны, а ноги босые.

Радаи вошел, затворил за собой дверь. Что же могло произойти здесь?

Радаи вспомнил, как за несколько дней до освобождения города советскими войсками оба врача, жившие у него в доме, вдруг исчезли куда-то. Если бы замерзший Бош мог говорить, он, видимо, рассказал бы, что именно было у капитана Векселя с женой доктора.

Любопытство заставило Радаи подняться этажом выше. Он стал заглядывать подряд во все комнаты и вдруг в одной из них увидел Векселя. Тот валялся на полу, широко раскинув руки. Штанов на капитане тоже не было. По полу растеклась лужица крови.

«Как они сюда попали? Что здесь случилось?..» — думал Радаи.

Вернувшись вечером домой, Радаи сказал жене:

— В городе полно трупов… Вексель и Бош тоже…

— Вы их убили? — спросила доктора жена, с отвращением глядя на него.

— Как же, у меня другого дела нет, как организовывать казни… Но если вас интересует, можете взглянуть на них… Вексель уже начал пухнуть…

— Замолчите!.. — Жена зарыдала.

Жили они уже не в подвале, а в самом доме. Радаи пошел в кабинет, сел за письменный стол и написал Фюлепу письмо, в котором попросил его составить план мероприятий, которые необходимо немедленно провести в городе. Разумеется, прежде всего нужно восстановить общественный порядок… Дать ток, принять меры по борьбе с мародерами… согласовать с Гладковым план совместных патрульных обходов… Сбор трупов… ремонт водопровода… Пустить пекарни… Обеспечить население хлебом…

Облокотившись на стол, Радаи смотрел на лежавший перед ним чистый лист бумаги и чувствовал, что сейчас он не в состояний написать ни строчки. В ушах все еще стояли рыдания жены. В душе росла злость, ненависть.

«И кого она оплакивает? Пули на нее не жалко».

В висках у доктора стучало. Сердце сжалось.

В этот момент дверь кабинета открылась и на пороге появилась заплаканная жена в ночной сорочке.

— Что вам угодно?.. — набросился было доктор на жену, но она перебила его:

— Ваша подлость…

— Подлость?.. Старая песенка… Я не хочу слушать вас! Понятно? Не хочу! Вы мне уже все сказали… Мне вам сказать нечего.

— А мне есть что! И я имею право на то, чтобы вы выслушали меня. Я хочу говорить…

— Только не со мной, — бросил Радаи и встал, чтобы выйти.

Женщина упала на пол и, громко крича, начала биться об пол.

Радаи застыл в изумлении: такого с ней еще не было. На игру не похоже, на истерику тоже.

— Встаньте и говорите то, что вы хотели мне сказать. — Радаи сел в кресло.

Госпожа Радаи, все еще всхлипывая, на четвереньках подползла к креслу и села, закрыв лицо руками.

— Ну, будете вы говорить или нет?

Жена подняла на него глаза. Во всей ее фигуре было что-то по-детски беззащитное.

— Теперь ты торжествуешь? Поднялся на вершину… Ты во всем оказался прав. Все твои предвидения оправдались. Все лежат перед твоими ногами. И я тоже. Лежат попранные, униженные. Но что тебе до того, что погибли люди…

— Интересно… Вы считаете, что я был прав?.. Это с вашими-то взглядами на мир?

— Вся моя вина заключается в том, что я берегла себя… Для меня была одна святыня — сын… Но что он для вас… Да и я ничего не значила для вас!.. Никогда! Вы смотрели на меня, как на пустое место…

— Это интересно… Только на самом деле все было наоборот… — Радаи посмотрел на жену и резко спросил: — Вы что всерьез так думаете? Теперь я вас спрашиваю, кто помешал счастью Роби и Магды?.. Не будем ворошить далекое прошлое, ладно… Кто нагло заявил мне, что ради сына он готов на все, на все?! Ты тогда сказала…

— Что сказала?.. Я сказала тогда, что, если потребуется, отдам за сына жизнь! И в этом ты меня обвиняешь? Но ты исказил мои слова!.. — И она снова зарыдала.

Радаи не знал, что делать. У него даже появилась мысль, что, может быть, он действительно напрасно подозревал жену во всех смертных грехах.

Радаи подошел к столу и, запустив пальцы в волосы, задумался. Обрывки мыслей сменяли друг друга…

Открыв шкаф, он налил рюмку палинки.

— Выпейте, а то еще простудитесь, и все кончится воспалением легких. — Радаи протянул рюмку жене.

Госпожа Радаи покорно подчинилась. Доктор наполнил другую рюмку и выпил сам.

— А теперь идите и лягте в постель! — Он взял ее под руку и повел в спальню, уложил в кровать.

Госпожа Радаи успокоилась, поняв, что теперь уже никто не сможет выдать ее, разболтать ее тайну, потому что оба свидетеля мертвы. Все это было, прошло и канула в вечность.

6

Лаци положил на стол кисточку и вклеил в стенную газету последнюю статью. Из соседней комнаты