– Ту хохавэса, мэ джином,[26] – помешивая еду в сковороде, ответила Анна.

– Ничего я не вру. Пришлось сегодня за друга заступиться.

– Тебе не сегодня этот синяк поставили.

– В тот раз я заступился за девушку.

– Кто за тебя заступится, когда время придет?

– За меня заступаться не надо. Я сам со всем разберусь.

Анна не ответила, а Ромал осмотрелся, чувствуя вину за беспорядок, который царил вокруг. В углу валялся поломанный стул, дверцу шкафа пересекала толстая трещина… Кажется, именно в этот шкаф Виктор Ромал впечатал сына, когда узнал, что тот поступил в университет и собирается уйти из дома. По правде говоря, семья Кости жила еще вполне сносно: у некоторых соседей не было горячей воды, кто-то жил без электричества. Люди «двора чудес» представляли собой симбиоз и существовали благодаря друг другу, поэтому Анна Ромал готовила не только на себя и родных, а на десятки человек. Ее взмокшие от пота щеки покраснели. На лбу блестели круглые капли. Анна устало помешивала суп и следила за входной дверью в ожидании гостей, которые всегда приходили по вечерам. Она оттолкнула ногой кота, так и льнувшего к ней, а Костя взял его на руки и присел на один из уцелевших стульев. Кот замурчал и примостился у него на коленях, а парень сказал:

– Плита другая.

– Старая сломалась.

– Где достали? – Анна бросила на сына косой взгляд, и он усмехнулся: – Ясно. Вижу, что бизнес у вас процветает.

– Мэ тут мангава, нат дадывэс.[27]

– Да, прости, само вырвалось.

– Как учеба?

– Своим чередом. На некоторых парах я, правда, засыпаю от скуки. – Ромал погладил мягкую серую шерстку кота и пожал плечами. – Но на других интересно. Преподавателям нравится, как я работаю. Может, что и выйдет.

– Что выйдет?

– Человеком стать.

– Ты и так человек, – проговорила женщина холодным голосом.

– «За забором» не все так считают.

– Я думала, тебя не волнует мнение «всех».

– Разве что некоторых. Недавно я встретил девушку, так вот она точно знает, где мое место. Видела бы ты ее. Она красивая и… – Костя запнулся. Какой еще была Лиза? Мысли крутились, смешивались, но на ум, как назло, не приходило ни одного эпитета.

– Видимо, на этом перечень ее достоинств заканчивается, – пробормотала Анна, закрыла кастрюлю и вытерла руки о грязный фартук. В груди у нее отчего-то стало тревожно. Женщина едва слышно перевела дыхание. Ее сын, казалось, вытянулся за этот месяц, хотя все равно вел себя как глупый мальчишка, играясь с котом и поджимая губы. А руки-то, как всегда, в ссадинах, костяшки сбиты, пальцы в пластырях… – Ты на сколько приехал?

– Уже прогоняешь? – Костя дернул уголками губ, хотя ему было не смешно.

– Спрашиваю.

– Не знаю. Может, сейчас уйду. Может, завтра.

– Есть будешь?

– Ага. Не отказался бы.

Анна налила сыну тарелку супа, но сама за стол не села. Продолжила драить посуду, будто бессменная горничная. Кожа на ее руках давно огрубела. Костя упрямо мечтал, что однажды мама перестанет мыть полы местных школ. Что он купит ей маленький домик, и она навсегда покинет «двор чудес». Мечтала ли об этом Анна? Трудно сказать. Она молча прибиралась, молча готовила, молча сносила тяготы судьбы и никогда не жаловалась.

– У меня вроде как друзья появились, – отломив хлеба, признался Ромал.

– Ясно.

– Артур иногда раздражает, но в целом он – хороший парень. С Даней вообще легко общаться, хотя у него синдром Аспергера. Это когда с людьми плохо сходишься.

– Мне казалось, ты поехал учиться.

– Так и есть.

– Но на друзей время находишь.

– Пары в универе не круглосуточно.

– То есть ты предал свою семью, но пытаешься завести новую.

– Я не предавал семью, – сжав в руке ложку, ответил Костя и искоса посмотрел на мать. Она продолжала невозмутимо намывать тарелки. – Мы живем в одной комнате. Нам приходится общаться, вот и все.

– Как скажешь.

– Я никого не предавал.

– Повторяй это чаще, чяво, и, быть может, ты сам в это поверишь.

– Мам, пожалуйста, прекрати.

– Прекратить? – Анна обернулась и прожгла сына взглядом карих глаз, так похожих на его собственные. Косте тут же стало не по себе. Он нахмурился, а мать отошла от мойки и покачала головой. – Ты никогда не умел расставлять приоритеты. Доказывал что-то кому-то и забывал о том, что важно. Ты ушел из семьи, ушел оттуда, где у тебя было…

– Что? – возмутился Ромал, оттолкнув тарелку. – Что у меня тут было?

– Это твой дом.

– Хотел бы я в это верить.

– Но ты ушел.

– Вы не оставили мне выбора!

– Из чего выбирать, чяво? Ты просто должен был остаться.

– Хватит, – попросил Костя и сгорбился, как будто небо рухнуло ему на плечи. – Мы говорили об этом. Я хочу учиться. Я должен учиться, чтобы стать кем-то.

– Ты уже кто-то, – упрямо настаивала Анна. – Ты – мой сын. Этого мало?

– Что за вопросы?

– Хочу тебя понять.

– Ты и так меня понимаешь. Ты говоришь «его» словами, – разозлился парень. – Это же его вопросы. Не твои, мам.

– Езжай куда хочешь, но Виктор Ромал все равно будет твоим отцом. Все, что у него есть, он тебе хотел отдать, все, Костя, как отец отдает сыну. Жить было бы гораздо проще, если бы ты принял свою семью и продолжил дело своего отца.

– Да какое дело? Таскать всякую рухлядь с барахолки?

– Тэ тут мангав,[28] не говори так.

– Мне от него ничего не нужно.

– Ту хохавэса, мэ джином.[29]

– Да я лучше землей буду давиться, чем…

Неожиданно раздался громкий скрип, входная дверь стремительно распахнулась, и порог пересекли несколько человек. Анна отвернулась, ринулась к плите, а Костя втянул глубоко в легкие тяжелый, влажный воздух и подтянул к себе тарелку.

Невнятный шум перерос в едкие ругательства. Заскрипели половицы. Ромал нарочно не поднимал глаз, доедал суп и убеждал себя, что ему наплевать на приход отца, а в груди загромыхало сердце. Тупое сердце. Почему его вечно нужно контролировать?

– Бахталэс[30],– проговорили зашедшие на кухню мужчины.

Краем глаза Ромал заметил своего дядю Волана и двух его сыновей. Костя никогда не ладил с двоюродными братьями, наверное, потому, что считал их безмозглыми марионетками, которые с самого детства выполняли приказы родичей и бегали по метро и переходам, как голодранцы. Они обожали собирать монеты в фонтанах, в канализациях, а Костя обожал отнимать эти монеты и перепрятывать их.

Внезапно на стол что-то рухнуло. Дядя Волан застыл, Анна резко обернулась. Костя же не повел бровью. Он доел последнюю ложку супа и только потом