Карло Леви2

Веками люди упрекали себя в глупости – в том, что они присягнули на верность тому или другому, что они так слепо верили и так охотно слушались. Когда люди освобождаются от чар, которые почти уничтожили их, и размышляют над произошедшим, кажется, что все это не имеет смысла. Как взрослый человек может быть настолько очарован и почему? Мы знаем, что на протяжении всей истории массы следовали за лидерами из-за магической ауры, которой те обладали, потому что, казалось, они превосходили саму жизнь. На первый взгляд это объяснение кажется достаточным, потому что оно разумно и правдиво: люди поклоняются и боятся власти и поэтому отдают свою преданность тем, кто этой властью обладает.

Но это лишь поверхностный взгляд и, кроме того, слишком практичный. Люди не становятся рабами из-за того, что просто действуют в собственных интересах. Рабство в душе, как сетовал Горький. Объяснить нужно как раз очарование человека, обладающего властью или символизирующего ее. В нем есть что-то, что, кажется, излучается на других и смешивается с их собственной аурой, «эффект обворожения нарциссической личности», как назвала его Кристин Олден[83] 3, или, как предпочитал говорить Юнг, «мана-личность»4. Но люди на самом деле не излучают синюю или золотую ауру. Мана-личность может сверкать глазами или нарисовать таинственные знаки у себя на лбу, может надеть яркий костюм, чтобы произвести соответствующее впечатление, но она по-прежнему homo sapiens, обычный вид, практически неотличимый от других до тех пор, пока кто-то особенно не заинтересуется. Власть такой мана-личности существует лишь в глазах зрителя, а очарование работает только на тех, кто его испытывает. Это именно то, что нужно объяснить: если все люди более или менее похожи, почему мы сгораем от такой всепоглощающей страсти к некоторым из них? Что мы можем понять из рассказа победительницы конкурса «Мисс Мэриленд», которая описывает свою первую встречу с Фрэнком Синатрой (певцом и кинозвездой, который приобрел богатство и известность в Соединенных Штатах в середине XX века):

У нас было свидание. Я сходила на массаж, и, должно быть, приняла пять таблеток аспирина, чтобы успокоиться. Придя в ресторан и взглянув через весь зал, я увидела его. В ту же секунду у меня возникло ощущение бабочек в животе, и острое чувство, пронзившее меня от пяток до макушки. Мне казалось, что вокруг его головы был будто звездный ореол. Он представлял собой то, чего я никогда не видела в своей жизни… Когда я с ним рядом, меня бьет дрожь, и я не знаю, почему у меня не получается избавиться от этого ощущения… Я не могу думать. Настолько он обворожителен5.

Вообразите научную теорию, которая могла бы объяснить раболепие человеческой натуры, поняв его суть. Представьте себе, что после веков жалоб на человеческую глупость люди наконец-то поняли, почему они так фатально очарованы; представьте себе возможность подробно описать точные причины личного рабства так же объективно, как химик различает элементы. Когда вы все это представите, вы лучше, чем когда-либо поймете всемирно-историческое значение психоанализа, который единственный раскрыл эту тайну. Фрейд видел, что у пациента во время анализа развивалась необычайно сильная привязанность к личности аналитика. Аналитик становился буквально центром его мира и его жизни; он пожирал его глазами, сердце пациента наполнялось радостью при виде его; аналитик занимал его разум даже во сне. Подобное очарование имеет элементы интенсивного любовного чувства, но при этом оно присуще не только женщинами. Мужчины демонстрируют «такую же привязанность к врачу, такую же переоценку его качеств, такое же принятие его интересов, такую же ревность по отношению ко всему, связанному с ним»6. Фрейд видел всю странность этого феномена, и в качестве объяснения назвал это явление «переносом». Пациент переносит чувства, которые он испытывал к своим родителям в детстве, на личность врача. Он превозносит врача больше, чем жизнь, так же, как ребенок превозносит своих родителей. Он становится таким же зависимым от него, получает от него защиту и власть так же, как ребенок соединяет свою судьбу с родителями. В условиях подобного переноса мы видим взрослого человека, предстающего в глубине души ребенком. Ребенком, который искажает мир, чтобы облегчить свою беспомощность и избавиться от страхов; который видит вещи такими, какими он хочет, ради собственной безопасности, который действует автоматически и некритически, просто как он делал в доэдипов период7.

Фрейд видел, что перенос был просто еще одной формой внушаемости, той, что делает возможным гипноз. Это была та же самая пассивная капитуляция перед превосходящей властью8, и в этом заключалась ее настоящая хитрость. В конце концов, что может быть более «мистическим», нежели феномен гипноза, вид взрослого человека, впадающего в мгновенный ступор и подчиняющегося, словно робот, командам незнакомца? Кажется, что это какая-то действительно сверхъестественная сила, как будто некоторые люди и вправду обладают маной, способной очаровать окружающих. Однако, так казалось только потому, что человек игнорировал раболепие в собственной душе. Он хотел верить, что если потеряет свою волю, то из-за кого-то другого. Он не признал бы, что эта потеря сродни некоему тайному стремлению, которое он носил с собой подобно готовности среагировать на чей-то голос или щелчек пальцев. Гипноз был загадкой только до тех пор, пока человек не признавал собственные бессознательные мотивы. Мы были озадачены, потому что отрицали то, что было основным в нашей природе. Возможно, мы могли бы даже сказать, что люди слишком охотно поддавались гипнозу, потому что должны были отрицать большую ложь, на которой базировалась вся их сознательная жизнь: ложь самодостаточности, свободного самоопределения, независимого суждения и выбора. Продолжающаяся мода на фильмы о вампирах может быть подсказкой, насколько близко к поверхности находятся наши подавленные страхи: страх потерять контроль, полностью оказаться во власти чьих-то чар, утратить возможность управлять собой. Один напряженный взгляд, одна загадочная песня, и наши жизни могут быть потеряны навсегда.

Все это было прекрасно изложено Ференци в 1909 году в эссе, которое так никто и не превзошел за полвека психоаналитической работы9[84]. Ференци указал на то, как важно для гипнотизера быть внушительным человеком, иметь высокий социальный ранг и уверенность в себе. Когда он отдавал команды, пациент иногда падал, словно пораженный coup de foudre[85]. Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться, потому что внушительная авторитарная фигура гипнотизера занимала место его родителей. Он знал «только те способы пугать или быть нежным, эффективность которых была доказана на протяжении тысячелетий отношений между родителем и