— Господин посол, к Вам русский, с телеграфа, говорит, по срочному делу.

— Просите. И позовите графа де Робиена.

В кабинет посла Франции зашел молодой человек в форменной тужурке, фуражке и велосипедных очках на лбу.

— Я Михайлов Николай, телеграфист. Господин граф просил информировать его, если случится что-то важное. Думаю, это для вас будет важно. Срочное сообщение из Архангельска в Москву. Я принял, наши ребята перевели с азбуки Морзе и перепечатали экземпляры для посольств. Это секретное донесение о раскрытии в Архангельске заговора полковника Фукса. Заместитель председателя Архангельского Совета Виноградов просит санкции на арест участников.

— Это очень, очень важно, — обрадовался де Робиен, — он перевел рассказ телеграфиста послу. Нуланс подошел и пожал руку Михайлову.

— Спасибо, вы настоящий патриот, пройдите в гостиную с графом, расскажете ему все подробно.

— Я, как получил депешу по аппарату, сразу понял, что это будет вам интересно. Мы не должны были принимать сообщение, но, так получилось, приняли, начали переводить на буквы, а тут такое дело. Я говорю, надо сообщить, меня поддержали. Нас трое делало. Я принял, Комаровский перевел, машинистка Тактеева перепечатала. Я тотчас к вам на велосипеде. У нас на телеграфе постоянная слежка. Товарищи из ЧК наблюдают за служащими. Но мы их всех знаем. У них ботинки одинаковые и все новые. Я на велосипед и сюда. Они заметались, вызвали машину, пока то да сё, да и по булыжникам быстро не поедешь, не догнали.

— Вы уверены, что возвращаться небезопасно?

— А я не вернусь, я уже давно решил пробираться в Архангельск. Там будет настоящее дело, ребята меня поддерживают. Сегодня же я на пароходе еду в Тотьму, оттуда в Устюг и далее по Двине в Архангельск.

— Железной дорогой не хотите?

— Нет, облавы на каждой станции. Кедров проверяет, и при малейшем подозрении выводят за насыпь. Я еще молодой, не хочу.

— Спасибо Вам, Николай. Оставайтесь здесь до темноты и потом садами уйдете.

— На телеграфе остался Александр Комаровский, он из наших, сочувствует, теперь обращайтесь к нему.

Николай Михайлов исчез из Вологды, и больше о нем никто никогда не слышал. Неизвестно, добрался ли он до Архангельска, или был схвачен по пути красными патрулями. Ориентировка на него поступила на все станции и пристани. Тем не менее, возможность добраться до Архангельска сохранялась, и ей спешили воспользоваться многие, кто был недоволен Советской властью. Справится с таким потоком людей большевики не могли.

Советская власть, опираясь на «сознательные» слои населения, начала активно бороться с пособниками контрреволюции. В Вологодской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией было заслушано сообщение о вредительстве на вологодском телеграфе и побеге пособника Антанты телеграфиста Михайлова.

Докладывал сотрудник ЧК товарищ Айзик, который сообщил, что гнался за Михайловым по улице Дворянской на автомобиле, хотел стрелять, но побоялся задеть кого-то из прохожих. Михайлов скрылся в доме Французского посольства, и больше его не видели. Товарищу Айзику было поставлено на вид недостаточное упорство в борьбе с пособниками и утрата ценного документа. Неизвестно, то ли французы предупредили через свою архангельскую агентуру, то ли еще кто, но глава заговора полковник Фукс в последний момент перешел на нелегальное положение и ускользнул из рук Архангельской ЧК.

В те дни конца июня-начала июля 1918 года в посольствах шла напряженная работа по организации антибольшевистского подполья в Вологде. Основные надежды возлагались на отделение эсеровского «Союза Возрождения России».

Монархическая организация, в которой состоял Смыслов, поначалу осталась без поддержки иностранных структур.

Осторожные американцы из военной миссии доложили послу о крайних монархических взглядах членов организации и опасности этих идей для демократического будущего России.

— Какие к черту идеи, — махнул рукой Френсис, — люди хотят бороться против большевиков, у них организованная структура, офицеры с опытом боевых действий. Мы не должны отказывать им в помощи.

Посол приказал начальнику военной миссии помочь с оружием. Рагглз про себя усмехнулся: «Легко приказывать, а где взять это оружие?»

В Архангельске на складах в Бакарице было много всяких вооружений. Склады, хоть и принадлежали формально союзникам, но находились под контролем большевиков. Выполнить такой приказ было непросто.

Но Френсис не желал знать о таких пустяках. Он даже сообщил британскому генералу Фредерику Пулю в Мурманск, что организация насчитывает около трехсот человек и ждет приказа союзников о согласованных действиях против Советской власти.

«Они готовы захватить Вологду и удерживать город вплоть до подхода основных сил союзников», — писал Френсис.

Вероятно, в те дни он мечтал, что вскоре в посольском особняке на улице Дворянской он даст торжественный прием по случаю вхождения сил союзного экспедиционного корпуса в Вологду.

Об этом почти открыто говорили на торжественном приеме в посольстве 4 июля по случаю очередной годовщины образования Соединенных Штатов. Присутствовали все знакомые лица. Бывший городской голова Алексей Александров с заместителем Петром Зубовым, лишенные теперь своих постов, бежавшие из столиц аристократы, представители вологодских торговых кругов. Некоторые из коммерсантов, узнав о планах союзников, поспешили перевести активы в Архангельск, надеясь после начала интервенции не только сохранить, но и приумножить капиталы.

На приеме в качестве почетного гостя присутствовал и спаситель посла Френсиса доктор Сергей Федорович Горталов. Он уединился с начальником военной миссии полковником Рагглсом за бутылочкой виски из запасов посла и вел с ним беседу о быстром конце большевизма, которого ожидали все приличные горожане.

На вечер пришел и седой генерал Мизенер с супругой и дочерью. Лиза играла на фортепьяно и пела своим чудесным голосом загадочные русские романсы. Пела и тот, что написал родственник Петра Зубова популярный композитор Николай Зубов: «Не уходи, побудь со мною».

Но, в отличие от предыдущих приемов, среди гостей не было представителей Советской власти. В городе орудовала Советская ревизия комиссара Кедрова. Местная власть не была согласна с методами московского комиссара и в меру своих сил пыталась сопротивляться его напору. Между ними возникли разногласия, ставшие потом, спустя годы, предметом партийного разбирательства.

Обстановка в городе становилась день ото дня все более напряженной. Власть не хотела сдавать Север и активно противодействовала деятельности представителей стран Антанты.