В американском посольстве в Вологде с каждым новым летним днем становилось все более многолюдно. С тех пор, как было принято решение о подготовке союзной интервенции, в здание на Дворянской зачастили разные люди. Активизировалась курьерская служба, ежедневно приезжал кто-нибудь из Москвы и Петрограда, привозил новости. Работа курьера была сопряжена с риском, но до определенного времени паспорт гражданина Северо-Американский Соединенных Штатов спасал от всех неприятностей при проверке документов.

Впрочем, деятельность посольства формально не выходила за общепринятые дипломатические рамки. В любой стране действуют тайные курьеры с дипломатическими паспортами, которые снабжают посольства информацией. Это одна из главных задач любого посольства. Но в июле 1918 года в Вологде Френсис явно превысил свои полномочия, решив организовать антибольшевистский мятеж.

Он знал, что по всей стране стихийное недовольство большевиками принимает организованный характер. На окраинах повсеместно поднималось знамя антибольшевистской борьбы, начиналась гражданская война.

Американский посол, юношей переживший войну между Севером и Югом в Соединенных Штатах, хорошо знал, что это такое. Он понимал, что гражданская война пагубна для существования любого государства, но в стремлении уничтожить большевизм не видел другого выхода, кроме всеобъемлющей, включая военную, поддержки оппозиционных сил.

Именно с этой целью он рекомендовал правительству в телеграмме от 2 мая 1918 года принять самое активное участие в свержении Советской власти. «Время для союзной интервенции пришло», — писал тогда Френсис, рискуя оказаться непонятым, ведь в Государственный департамент в то время кроме его донесений потоком шли депеши от полковника Роббинса.

Теперь, когда глава Красного креста находился где-то по пути в Америку, помешать Френсису в осуществлении плана никто уже не мог.

Тем не менее, ответа на предложение об интервенции долго не было. Президент Вильсон всё ещё сомневался в целесообразности военного вмешательства. Френсис чувствовал, что дело Роббинса, проповедовавшего идеи о сотрудничестве с большевиками, продолжает жить и в Вашингтоне. В окружении президента есть люди, которые настраивают Вильсона против.

У Роббинса неожиданно нашелся последователь. И кто бы мог подумать, Феликс Коул, земляк посла из Сент-Луиса, молодой еще дипломат, просидевший пять лет консулом в Архангельске, прислал меморандум, в котором категорически выступил против союзной интервенции. По протоколу меморандум должен быть просмотрен послом и только потом отправлен по назначению в Вашингтон.

Френсис внимательно прочитал документ и отложил его в ящик стола.

— Господин посол, что с меморандумом Коула? — спросил Армор, — Будем отправлять?

— Я не знаю, Армор, я не принял ещё решения. Коул, несомненно, умный и серьезный дипломат, к доводам которого нужно прислушиваться, к тому же он — мой земляк, но можем ли мы, даже приняв во внимание его доводы по Архангельску, распространить их на всю страну? Смотрите, что он пишет!

Френсис достал документ Коула и прочел несколько выдержек:

«Русские интересуются продовольствием большее, чем судьбой России, сахаром больше, чем независимостью, хлебом больше, чем национальной гордостью».

— Коул, — продолжил Френсис, — отрицает русский патриотизм как таковой и считает, что достаточно будет направить в Архангельск корабли с продовольствием, и влияние в регионе обеспечено. Как Вы относитесь ко всему этому?

— По моему, Феликс Коул просто утонул в местных проблемах, — сказал Армор, — Архангельск — это ещё не вся Россия! Мы имеем совершенно другую информацию и располагаем сведениями о массовом антибольшевистском движении, которое необходимо поддержать.

Когда я сморю на русских, ну хотя бы на тех, кто приходит в посольство, меня переполняет чувство жалости к этим людям.

Они потеряли всё, что имели. Посмотрите, губернатор, например, на княгиню Львову, которая была недавно с дочерьми у нас на fve-o-clock tea. Культурнейшие, образованные люди, цвет русской аристократии. Сейчас в Вологде они влачат жалкое существование. А наша Лиза, чем она провинилась перед новой властью? В этой стране при большевиках у неё нет будущего, хотя в любом свободном государстве она могла бы сделать блестящую музыкальную карьеру.

— Лиза, — Френсис улыбнулся, — милая девочка, её семья столько пережила. Хорошо, что мы можем оказать ей небольшую помощь. Кстати, мой французский по заверению господина Нуланса в ходе нашей последней встречи, стал гораздо лучше…

Но вернемся к Коулу, вот что он пишет: «Мы выиграем больше, используя зерно, сахар и машины, чем применив двести тысяч солдат». Он предлагает покупать у России лес, лён, продукты лесохимии. Покупать всё, что они предложат, даже если Америке это не очень нужно. Покупать, чтобы не досталось немцам.

— Это сомнительный аргумент, — сказал Армор, — не вижу смысла покупать то, в чем нет необходимости.

— Дело даже не в этом, — продолжил Френсис, — он подвергает сомнению боеспособность американской армии, считая, что при вторжении в Россию она разделит участь армии Наполеона.

— Представляю себе реакцию на этот пассаж господина Нуланса! — воскликнул Армор.

— А что Вы скажете по поводу насилия над местным населением, которое, как пишет Коул, будет неизбежно сопровождать интервенцию? Он приводит в пример анти-немецкое движение на Украине.

— Всё зависит от установки командования! Если будет приказ о лояльном отношении к местным жителям, никаких проблем не возникнет.

— А если местное население будет настроено враждебно к союзникам?

— Не думаю, господин посол. Коул сам пишет, что их ничего кроме продовольствия, не интересует. А хлеб и сахар мы русским дадим.

— Таким образом, Армор, Вы признаете аргументы нашего архангельского консула сугубо местными, не соответствующими российской действительности?

— Да, господин посол. Я в этом убежден.

— В таком случае, я полагаю: меморандум Коула пусть полежит у меня в столе, а мы составим пока новое письмо для господина Государственного секретаря и поторопим его с принятием решения.

Вечером 22 июня 1918 года из американского посольства была отправлена шифрованная телеграмма Лансингу, где, в частности говорилось: «Россия просыпается от сна последних месяцев, осознает ложь большевизма и провал «эксперимента в управлении» Ленина. Рабочие и крестьяне повернулись против Советского правительства, поскольку видят паралич промышленности и сталкиваются с голодом.

Слабость правительства продемонстрировал успех корпуса чехо-словаков. Они преодолели оказанное им сопротивление и приветствуются населением в каждом городе. Везде происходит свержение непопулярных Советов и установление желаемого гражданами страны правительства. При всем том, чехо-словаки не вмешиваются во внутренние дела России, предоставляя русским самим решать свою судьбу. Русские люди уверенно ожидают союзную интервенцию».