— Опять бомбы и смерть случайных людей.

— Лес рубят, — щепки летят, как говорят русские. А сколько смертей случайных людей уже было с ноября прошлого года? Кто за это возьмет ответственность? Большевики искренни в своем заблуждении, что все эти жертвы во благо революции.

— У Вас есть какие-либо точные данные?

— О чем? О недовольстве большевиками? Так пойдите на улицу и послушайте.

— О подготовке акций по устранению.

— Устранению и устрашению. Большевиков устрашить нельзя, не та публика. Их надо устранять. А для этого тактика индивидуального террора подходит как нельзя лучше. На днях я уезжаю в Вологду, в город, где ничего никогда не случается, где дипломаты стран Антанты мирно разгуливают по улицам, а большевистская власть мила и обходительна с представителями мирового империализма. И, тем не менее, даже в этом городе есть потенциал для вооруженного восстания.

— Я в Вологду больше не ходок, — замотал головой Локкарт.

— Понимаю, Вы с вашим темпераментом слишком велики для этого сонного городишки. Вам надо работать в столице. Даже я не могу более недели находиться в этом городе, тянет куда-нибудь уехать, но потом приходится возвращаться, потому что Вологда — это ключ к северному региону, его ворота. Смею Вас заверить, в самое ближайшее время Вы сможете убедиться в правильности моих прогнозов.

Рейли уехал из Москвы так же незаметно, как и появился. Локкарт стал ждать. Он все время думал о скором конце своей миссии. У него были сведения, что Линдлей прибыл в Мурманск и оттуда собирается через Архангельск и Вологду проследовать в Москву. Здесь его примут в качестве официального представителя, и миссия Локкарта в тот же день подойдет к концу. Из всего этого выходило, что допускать появления Линдлея в столице нельзя. Но как этому помешать?

Сообщение об убийстве большевика Моисея Володарского заставило Локкарта вздрогнуть. Вот он, террор. Началось!

Не весть какая фигура этот Володарский, комиссар по печати, а какие пышные похороны, какие статьи в газетах, как будто убили кого-то из вождей, а не чиновника среднего ранга. Кто убил, не понятно, говорили, что какой-то рабочий по решению партии социалистов-революционеров. Но эсеры ответственность на себя за смерть Володарского не взяли.

В ответ большевики провели массовые аресты. Опять пострадали случайные люди, в основном из-за происхождения и убеждений.

Апофеозом июньского террора стал процесс над адмиралом Алексеем Щасным, героем «Ледового похода»[19], человеком фактически спасшим корабли Балтийского флота, находившиеся в Финляндии. Адмирал был обвинен во всех немыслимых должностных преступлениях и расстрелян.

Расстрел как карательная мера был восстановлен за неделю до суда над Щасным, и он стал первой жертвой нового закона.

Локкарт вспоминал, как ему неоднократно говорили его знакомцы по большевистской партии, что им некогда расследовать каждое преступление, достаточно установить происхождение, и сразу видно, виновен человек или нет. Это была какая-то ужасная теория, оправдывающая самые жестокие формы насилия, ведь по логике большевиков любой разночинец, не говоря уже о дворянах, офицерах и купцах, был потенциальный враг и, следовательно, подлежал расстрелу. До него доходили слухи, что именно так пытался действовать в далеком Архангельске комиссар Кедров со своей Советской ревизией.

— Я должен попросить об отставке и уехать, — говорил он Муре, — но я не могу и, если честно, не хочу уезжать.

— Вы хандрите, Брюс, бывают разные периоды, сейчас у Вас действительно черная полоса, но Вы же приняли в Вологде решение и теперь действуете вместе со всеми дипломатами Антанты, а, значит, всё наладится.

— Милая, Мура, — если бы всё было так, как ты говоришь! Но обстоятельства сегодня против меня.

— Почему?

— Смотри, правительство не поставило меня в известность о возвращении Линдлея, все кому надо об этом знают, а я нет, это означает полное недоверие. Роббинсу перестали доверять и отозвали из страны, Садулю запретили отправлять телеграммы минуя цензуру посольства.

Настала моя очередь, и я выбрал свой путь, я должен работать в интересах своей страны. Как результат — сижу между двух стульев. Для большевиков я теперь воплощение вероломства и буржуазного эгоизма, скоро они будут считать меня контрреволюционером. Для остальных я по-прежнему сторонник большевиков, каковым фактически не являюсь. Я теперь чужой для всех и должен просить об отставке.

— В Англии Вас ждет жена. Вы можете к ней вернуться, и я уверена, она простит Ваши невинные шалости.

— О чем Вы, мы с ней давно чужие люди, я не хочу уезжать из-за Вас. Когда прошлой зимой Вы появились в посольстве, я подумал, что помогаю Вам из соображений целесообразности, и требовал в ответ разные услуги. Я не понимал, что Вы рискуете. Простите меня, ради бога.

— Прощаю, — Мура прислонилась к нему щекой, — не нужно впадать в панику. Все образуется. Линдлей в Москву ещё не приехал, говорят, что навигация на севере начнется не раньше июля, и, следовательно, у Вас есть время обдумать ситуацию. Я случайно слышала, что говорит наш друг Рейли. Над этим стоит подумать.

— Вы имеете ввиду террор?

— Я имею ввиду решительные шаги по ликвидации большевистских лидеров. Их не так много, все они на виду.

— Вы решительны, а если большевики ответят красным террором? Мы все в одночасье можем стать его жертвами, как стал адмирал Щасный.

— Мы и так можем ими стать в любой момент, погибнуть за дело — это одно, за бездействие — совсем другое. Я предпочитаю первое.

— Значит, и Вы за террор? Но это означает союз с эсерами, с Савинковым. Кстати, Рейли уже контактирует с ним по некоторым вопросам.

— Если у них есть реальная сила и боевые организации, то почему нет?

— Вы женщина, и не видите дальше иглы и наперстка. Монархисты никогда не пойдут на союз с эсерами, они скорее перейдут на сторону большевиков, для которых Ленин — тоже царь. Посмотрите, сколько офицеров уже служит в Красной Армии. Троцкий, конечно, гений политики, но без них и помощи со стороны союзных военных миссий он ничего не смог бы сделать. По существу, мы помогли создать армию, с которой сами же и собираемся бороться. Парадокс.

— Давайте, Брюс, не будем больше о грустном. Я хочу, чтобы Вы рассказали мне о любви.

— Охотно! — ответил Локкарт.

В тот вечер они снова были счастливы, а на следующий день британец отправил в Мурманск телеграмму Линдлею, в которой призывал его к осторожности во время поездки в Москву.

Путь в столицу был действительно полон опасностей, о которых Линдлей даже не догадывался. Локкарт имел в голове новый план, и это подняло ему настроение. Он думал, что в случае удачи получит лавры не только блестящего дипломата, но и спасителя целого народа.