«Он будет разочарован».

«Все потому, что он не хочет тебя терять».

«Нет. Не сейчас. Терпение. Пока нет. Когда будут меньше всего ожидать».

Не успев привыкнуть к этому гулу, я сейчас же вырвалась в вихрь движения. Вспышка света кольнула глаза, в голове оглушительно хлопнуло.

– Что такое? – рявкнул Знахарь. – Мы работаем.

– Императрица, господин, – донесся голос из-за толстой двери мастерской. – Она… она лишилась сознания.

– Внеси ее.

Он большими шагами подошел к двери, а вошедший Лечати с трудом втащил внутрь обмякшее тело императрицы Ханы. Ее длинные светлые волосы веревками падали на лицо, одеяние болталось на исхудавшем теле. Знахарь с легкостью подхватил ее, будто куклу – так же, как когда-то одной рукой поднял на лошадь меня.

Как сказал мне Кочо, ему больше тысячи лет. Никогда не стареет. Не знает болезней.

Богочеловек опустил императрицу на свободную скамью, обычно занятую трупом. Но императрица еще не была мертва, несмотря на болезненный вид. Ее взгляд метался, пытаясь сосредоточиться на Саки.

– Температура низкая, – произнес Знахарь и прижал пальцы к горлу императрицы. – Сердце бьется медленно. Вялый тонус мышц. Тело словно впадает в оцепенение.

– Когда утром я принес завтрак, она выглядела немного усталой, но в целом неплохо, – сказал Лечати, трепеща, как потревоженная муха. – Я поздно вернулся за ним, потому что… ну… и увидел, что она рухнула на свой письменный стол.

Половина ее лица и пальцы правой руки были вымазаны чернилами.

– Нужно попытаться вдохнуть в нее жизнь, пока не поздно.

Я встала, но, уже подходя к скамье, поняла, что сделать ничего не получится. Не могла же я исцелить ее тело. Не могла помочь ей сопротивляться.

У меня не было причин беспокоиться ни о судьбе императрицы Ханы, ни о ее горе, ни об утрате власти, но сама мысль о том, что кисианская императрица Драконов угасает в каком-то жалком захолустье своей империи, казалась неправильным, фальшивым аккордом на струнах истории. И все это – моя вина. Я виновна в том, что эта женщина лишилась своей империи, потеряла дочь. Случившееся вроде бы не должно меня волновать, ведь совестливый наемный убийца долго не проживет, однако всякий раз, когда императрица собирала остатки гордости, отказываясь сдаваться, мне на память приходила тетя Элора.

«Вспоминаешь тетю Элору, будто бы тебе до нее было дело».

– Было.

– Нет, – сказала Она, отнимая у меня контроль над языком. – Это из-за тебя она так страдала. Это ты – отрава, рожденная в моем теле и разрушившая мою жизнь. Все, что ты со мной сделала, она бы возненавидела.

Она говорила вслух, но все были слишком заняты, чтобы обращать на это внимание, и меня захлестнуло чувство вины, ведь в глубине души я знала – Она права. Тетя Элора так много потеряла из-за меня, как и императрица Хана, и меня там не было, чтобы сражаться с ней рядом.

– Кочо, неси… – Знахарь прервался и опустил взгляд, потому что я потянула его за рукав. – Принеси мне шкатулку для восстановления. Хочешь что-то сказать? – еще глядя на мою руку, добавил он. – Ходячая смерть номер три, что ты желаешь сказать?

– Помести меня в ее голову, – сомнения охватили меня в тот же миг, когда я это произнесла, но я продолжила: – У нее нет причины жить. Она потеряла дочь. Сына. Империю. Кто-то должен дать ей хорошего пинка, но отсюда я не могу, она не услышит. Дай мне поговорить с ней. Внутри.

Саки посмотрела на Знахаря. Его взгляд застыл всего на секунду. Дверь открылась, вбежал Кочо со шкатулкой.

– Да, – сказал Знахарь. – Да. Саки, это также даст нам возможность проверить, влияет ли близость тела к смерти на его способность удерживать чужие души. Я предположу, что при смерти тело открывается, чтобы высвободить душу, значит, может оказаться более готовым принять другую.

Девушка нахмурилась, но дала мне знак вернуться в кресло. Я уселась, вцепившись в подлокотники трясущимися руками. Я собиралась войти в тело императрицы.

«Ты ее не боишься. Ты боишься меня». – В Ее голосе слышалось торжество. – «Не волнуйся, Касс. Умирающей женщины недостаточно, чтобы Торваш настолько отвлекся и позволил мне сбежать вместе с телом.

Саки вытащила меня из тела. Моего. Это тело, единственное, какое я знала и какое хотела знать, улыбалось мне теперь, откинувшись в кресле. Оно вытянуло ноги и устроилось поудобнее, словно собиралось смотреть спектакль.

Возвращаться было уже слишком поздно, и, как только меня затянуло в голову Саки, я сейчас же направилась к императрице Хане. Из комфорта в боль, из тьмы в жгучий холод и утомление, неожиданно охватившее меня целиком. Утомление портило ощущения, искажало каждый звук, превращая привычный мир мастерской в лихорадочный страшный сон, где бегали кричащие люди. Всюду, куда ни брось взгляд, что-нибудь горело. Нет, не что-нибудь – город. Языки огня плясали на глади реки за моей спиной, впереди кричала толпа, и меня тащили, держа за руки и ноги. Если бы я могла нырнуть в ту огненную реку, то освободилась бы.

– Нет! – вскричала я, обращаясь к наступающей на нас пылающей тьме. – Не смей! Не смей сдаваться!

Страх кружил как ураган, хотя я была бестелесна. Голос императрицы Ханы ответил: «Я проиграла. Дай мне умереть, уйти с миром».

«Проиграть можно, только если сдаешься. А ты еще способна бороться за Кисию. Еще можешь ее спасти».

«Чего ради?» – Доносившиеся сквозь треск огня слова больше напоминали стон. Люди все тянули и толкали меня, и влекли к реке. – «Мне теперь некому передать Кисию. Мои дети мертвы. Я дала обещание и не сдержала его».

– Ты убила нас, – зашипели фигуры вокруг меня, и у каждой появилось лицо – пара лиц, повторяющаяся вновь и вновь, лица Мико и Танаки Ц’ай. Они скалились, осыпая меня брызгами крови и обвинениями. – Ты позволила им убить меня, – говорили молодые люди, шевеля губами одновременно. – Мне было так страшно, матушка, но я верил, что ты меня спасешь. Знал, что не позволишь им это сделать. Но ты не спасла меня. Не спасла.

Головы одна за другой падали с плеч и с тяжелым бесповоротным звуком ударялись о черный блестящий пол.

Головы катились, а сборище Мико шипело собственные проклятия.

– Ты меня игнорировала, хотя я умнее. Ты меня игнорировала, хотя я – лучший воин. Игнорировала, хотя я обладала и амбициями, и хваткой политика, которых недоставало Танаке.

Но в то время, когда фигуры Танаки падали, захлебываясь возмущением, Мико сжимали губы и руки и стояли безмолвной и бесконечной армией, устремив на меня возмущенные взгляды. А река так близко. Стоит только сделать шаг назад, и…

– Нет! Ты же императрица Драконов. Ты должна исполнять свой долг, прежде всего – долг перед Кисией. Даже если твои дети ушли навсегда, твоя империя – нет. Твои подданные не погибли, и ты им нужна.

На минуту у меня получилось добиться у хаоса передышки, и в ее тишине я кричала поверх голов угрюмых Мико:

– Тело не нашли! Значит, есть еще шанс, что твоя дочь жива. Если так, ты теперь нужна ей больше, чем когда-либо. Не подведи ее еще раз!

– Не подведи еще раз! – повторили мои слова толпящиеся вокруг Мико.

– Ты еще можешь искупить… Нет!

Мастерство Саки меня победило. Я кричала, цеплялась за что-то, пытаясь остаться, но уже, кружась, летела прочь из огня, из этого города, от армии погибших детей. Наверное, я возвращалась через голову Саки, но не открыла глаза до тех пор, пока снова не оказалась в кресле.

– Иглу, Кочо, – произнес Знахарь, и все трое обступили неподвижное тело кисианской императрицы.

Ее внешнее спокойствие противоречило хаосу внутри.

– Она выдержит? – спросила я, стыдясь хриплости собственного голоса – нет, не из-за эмоций, а от переутомления.

– Мы по-прежнему теряем ее, – сказал Кочо. Это прозвучало как извинение.

Голова у меня кружилась, и я уступила слабости. Для чего я попала в это жуткое место? Не найти мне здесь