Шрифт:
Закладка:
— Скоро, скоро мы будем на месте. Айжан хочет молока?
Молчание.
— Айжан спать хочет?
Молчание.
— Айжан будет пить чай, когда приедем?
Но ему так и не удалось отвлечь ее от каких-то своих мыслей.
Впереди виднелись тусклые огоньки райцентра. Старый атан — в предчувствии близкого ночлега и отдыха — без всяких понуканий прибавил шагу.
Из-под навеса во дворе, откуда доносились нерадостные вздохи лошадей, вышел Досымжан и неожиданно столкнулся с Алибаем. Алибай, миновав пустой и светлый от луны двор, направлялся к дверям.
Он мгновенно узнал бойца, побывавшего у них в Каркыне и, сорвав с плеча ружье, в упор наставил его.
— Молчи… Крикни только. Подними руки и…
Договорить он не успел. Досымжан нырком кинулся ему в ноги, дернул двустволку. В тишине грохнул выстрел. Из мазанки, прикрываясь дверью, выбежали бойцы.
Следом за ними хозяйка осторожно выглядывала во двор.
Досымжан поднялся, поднял мальчишку.
Хозяйка, увидев его, тоже вышла наружу.
— Ойбай! Это же сын Абеке, моего покойного мужа — жиен[16]! Да, да, это Алибай, не трогайте его!
Сержант теперь тоже узнал.
— Верно… Это сын того старика. Что тут случилось? — строго спросил он у Досымжана.
Тот отпустил Алибая и слегка подтолкнул в спину, не отдавая ему ружья.
— Взял меня на прицел, хотел стрелять, — объяснил Досымжан. — А что, почему — не знаю.
Над изгородью торчала голова верблюда.
Громко заплакала Айжан.
— Ойбай! И ребенка потащил в такую пору!
Хозяйка побежала за ворота и вернулась с девочкой на руках. Айжан плакала не переставая, горько и безутешно… Но при виде людей — в такой же, похожей одежде — она замолкла и в отчаянии прижалась к женщине.
Воронов и Шеген шли мимо садика у Дома культуры.
На рукописной афише тут значилось: «СЕРДЦА ЧЕТЫРЕХ», и они немного постояли, послушали песню, которая доносилась из открытых дверей.
— Про что? — спросил Шеген. — Когда поют, я по-русски совсем ничего не могу понять.
— Про любовь… Ему все кажется вокруг голубым и зеленым. От любви… А еще — что любовь никогда не бывает без того, чтобы человек не грустил. Но он думает: это все равно лучше, чем грустить без любви.
Шеген невесело сказал:
— А мы вот как — ездим в песках, далеко… Одни… Никаких людей не встречаем.
— Каких людей? — спросил у него Воронов. — У тебя, по-моему, одни-единственные люди на уме.
Дальше их путь лежал через площадь. Они свернули в переулок — там в конце стояло длинное здание, окна в котором были освещены поярче, чем в соседних домах.
Начальник райотдела НКГБ Каиргалиев в своем кабинете не торопил Алибая. Каиргалиев вышел из-за стола, сел на стул напротив и еще подождал.
Но Алибай по-прежнему молчал, и Каиргалиев повторил:
— А ты бы узнал их? Их, что пришли к вам в Каркын после той, после первой группы?
— Я бы их узнал, — сказал Алибай.
У него сейчас спало напряжение, которое поддерживало его с той минуты, как он вернулся на колодец, ни о чем не подозревая, довольный, что сравнительно быстро нашел хитрого атана…
Алибай безразлично смотрел на яркую, пятидесятилинейную лампу над широким столом, на мягкий отсвет зеленого сукна.
Зазвонил один из двух телефонов.
Каиргалиев не вставая дотянулся до трубки, и мужской голос что-то доложил ему.
— Хорошо, — сказал Каиргалиев.
Алибай еще добавил:
— У тех, что пришли потом, тоже бы человек — он раньше знал отца, и отец его знал.
— Касым… Касым, сын Оразбая. Это ты говорил.
Без стука отворилась дверь, обитая черной клеенкой, и в кабинет вошли Воронов и Шеген.
— Летинан… — без всякого выражения сказал Алибай.
— Летинан твой друг, — на всякий случай напомнил ему Каиргалиев. — Дежурный объяснил тебе, в чем дело? — повернулся он к Воронову.
— Да. Вкратце, — ответил Воронов и помолчал, потому что любые слова были тут лишними.
Алибай поднялся.
— Я с ними! Я пойду! Я найду тех проклятых! Кроме меня, кто их узнает, если встретит? Кто узнает, когда они такие же, как все наши?
— Ты подожди… — попробовал остановить его Каиргалиев.
Но остановить Алибая было нельзя.
— Я не буду ждать! Мне пятнадцать лет, мои братья на войне, я тоже пойду, раз война пришла к нам в Каркын!
Шеген увел мальчика, и они остались вдвоем. Каиргалиев вернулся за свой стол, а Воронов сел напротив.
— Алибай говорит, его отец узнал одного из тех конников, — сказал начальник райотдела. — Из тех, что пришли на колодец через два дня после вас. Это был Касым, сын Оразбая. И еще Абеке говорил — был слух, что этот Касым убит на фронте. Действительно, числился пропавшим без вести. Лейтенант, ты не удивляйся. В пустыне все друг друга знают.
— Я не удивляюсь, — ответил Воронов. — В тех краях, где кочевала наша партия — геологи, мы тоже всегда знали, кто на каком колодце устроился и кто куда перебрался, у кого свадьба, а у кого поминки.
— Алибай точно не знает, но говорит — они ножи пустили в ход… Ни одной пули. Чтобы мы подумали — это просто бандиты. Банда дезертиров.
Они снова помолчали, и после долгой, трудной паузы Каиргалиев сказал — и для него, и для себя:
— Надо… надо холодной головой думать… Я должен сообщить тебе последнюю ориентировку. О новых методах. Они забросили пятерых на самом севере Каракумов. Следствие показало: цель у них — мост…
— Так вы думаете — и эти тоже?
— Очень похоже…
— Но тут же добрые семьсот, а то и все восемьсот километров!
— Подумаешь! Что для казаха хоть бы и тысяча, — возразил Каиргалиев. — Тем более — они подобрали таких, по-моему, которые хорошо знают наши места. Очень меня интересует тот, кого они все, по словам Алибая, звали старшина… Ты понимаешь, лейтенант… Они бы и дальше себя не обнаружили, не попадись им по дороге Каркын.
У него на столе протяжно зазвонил аппарат.
— Товарищ Каиргалиев? — раздался в трубке голос Акботы.
— Я, Каиргалиев.
— Ваш абонент на линии, говорите.
— Хорошо, Акбота… — Прикрыв трубку рукой, он объяснил Воронову: — Приказано обо всех подобных случаях немедленно докладывать подполковнику Андрееву.
VIII
Группа Жихарева была на марше в песках.
Сам Жихарев и Жетибаев ехали впереди, а следом — Халлыназар и Нуралы, последними — Касым и Сарсенгали.
Жетибаев недовольно сказал:
— Жихар! Ты не хочешь сделать, как я говорю… Но поверь — Касым и Нуралы ненадежные люди, хоть ты и думаешь, что держишь их на аркане. По-моему, лучше самому дать пулю, чем получить пулю в затылок.
— Не можем, не можем мы сейчас этого сделать, — по-прежнему настаивал на своем Жихарев; он усмехнулся. — Ненадежные…
