– Я хочу видеть… – прерывает нас Аня. По ее щекам катятся слезы.– Хочу видеть, где моя могила!

– Не стоит, – сжимаю ее руки я. – Ань, ну чего ты добьешься? Только расстроишься еще больше.

– Я хочу видеть то место, где я похоронена! Меня похоронили, Никита! Я мертва!

– Ты жива! Успокойся!

– Надолго ли я жива?! Если по документам мертва?! Именно поэтому мой отчим так вольготно себя чувствовал! Потому что на самом деле меня нет!!!

– У тебя есть паспорт! Значит, ты есть!

– Так… – посматривает на нас тяжелым взглядом дед. – Чует мое сердце, дело Ани пахнет керосином. Что-то там не чисто. Поехали в полицию. Пусть поднимают дела двадцатилетней давности. Если малышку Аннабель похитили, значит, должна быть причина.

– Обычно ребенка похищают, чтобы попросить выкуп, – прижимая к себе Аню, высказываю предположение я.

– Но за нее ничего не попросили. Вместо этого для чего-то вырастили.

– Ясно для чего – чтобы выгодно продать.

Аня вырывается из моих объятий и бросается к деду.

– Отвезите меня на кладбище, пожалуйста!

– Ладно, – вздыхает дед. – Возьмем джип и охрану. После того, как напишем заявление, скатаемся и туда. Сейчас разгар дня, на кладбище никого не будет.

– Разве это обязательно? – недовольно посматриваю на него я.

– Я должна, Никита. Должна увидеть место, где меня похоронили! – возмущается Аня.

Я заглядываю ей в глаза и вздыхаю.

– Поехали.

Спустя двадцать минут мы отъезжаем от нашего дома на бронированном джипе, битком набитом вооруженной охраной.

– А про моего родного отца вы что-нибудь знаете? – не унимается Аня. Она уже успокоилась, и о недавних слезах говорят только красные глаза и бледность.

– Твоя мать родила тебя совсем юной. К сожалению, про отца мне ничего не известно.

– А отчество? Моего отчима зовут Федором. Я же Анна Андреевна.

– Возможно, оставшийся в живых дядя знает чуть больше, чем я, Анечка. Увы, в то время незаконнорожденные дети не были редкостью. Тем более, здесь, у моря. Отчество могли записать по имени чудесного рыцаря-матрасника, растворившегося в закате. Фамилия у тебя по матери, понимаешь?

– Странно, что твой отчим оставил тебе прежние имя и фамилию, – удивляюсь я.

– Ничего странного. Просто сделать свидетельство рождения на украденного ребенка очень хлопотно. В другом городе, скорее всего, даже не поинтересовались, жив ребенок или умер. Есть свидетельство о рождении, и есть.

– Мне ведь на основе него даже паспорт выдали, – качает головой Аня. – Никому и в голову не пришло, что я похоронена.

– Может, это все чудовищная ошибка? – зажатый с двух сторон охраной, таращусь в кусочек окошка я.

– Боюсь, что нет, – бурчит рядом со мной дед. – Я помню тот день, когда их хоронили. Надеюсь, мне удастся вспомнить место.

– А бабушка? Она далеко от нас лежит? – спохватывается Аня.

– Нет. Все похоронены в одном месте.

Наша полиция – это что-то. Мы просидели в полицейском участке два часа, отвечая на вопросы следователя. Но счастье есть. У нас приняли заявление, пообещав заняться вопросом похищения и продажи человека, и даже подняли дело из архива.

– Скажите, а возможно ли найти моего дядю? – с надеждой взглянула на следователя Аня. – Понимаете, у меня больше нет родственников. Никого…

– Будем искать, Анна Андреевна.

– Только держите нас в курсе, – прошу я. – Мы сегодня вечером вылетаем в Москву, но обещаем быть на связи днем и ночью. Если удастся найти дядю моей жены, мы будем вам очень благодарны.

– Я не думаю, что его будет сложно обнаружить. Разве что он сменил фамилию.

– Спасибо.

– До свидания.

– До свидания.

К тому времени, как мы оказались на улице, уже было пять часов вечера. Ветер усилился. Казалось, он поставил своей целью рвать в клочья все вокруг. Пляжи в спешке закрывались из-за сильного шторма.

Мы забрались в джип, и машина двинулась в сторону Бахчисарайского шоссе, к городскому кладбищу.

Аня притихла. Положив голову мне на плечо, она смотрела в окно машины.

Я никогда не любил кладбища. Тоска смертная. Сразу начинаешь понимать, что рано или поздно окажешься здесь, под тяжелой каменной плитой. Но моей женушке взбрело в голову посмотреть, куда ее определили много лет назад. Вот и тащусь за ней следом. А деду – лишь бы развлекаться. Любое приключение как глоток свежего воздуха.

Вот и кладбище.

– Разрослось… – печально ухмыльнулся дед и первым выбрался из джипа. – Ребятушки, за мной.

Порывы ветра усилились – открытая местность располагала. Ветер поднимал в воздух легкий мусор. Пустые пакеты, обрывки бумаги. Как бы там ни было, природа постаралась, чтобы наше приключение оказалось особенно пикантным.

Спустя пятнадцать минут нам удалось обнаружить нужную могилу. Она стояла обособленно. Огороженная красивой черной оградкой, с каменным надгробием и лавочкой она производила впечатление братской могилы. Хотя, так и есть. Одна на троих.

Дед нерешительно остановился у оградки.

– Вот они, – указал на надгробье он.

Мы с Аней переглянулись.

Она отпустила мою руку и первой вошла внутрь. Склонилась над могилой и протерла надписи.

– Чернышевы… Да, Аннабель. Мое имя. Тысяча девятьсот девяносто седьмой – двухтысячный. А вот мама…

– А рядом твоя бабушка. Отдельно от матери, – бодро подошел дед к соседней могиле. – Умерла на полгода позже.

Очередной порыв ветра и пыли ударил в лицо. Я попытался увернуться, но противный песок все равно попал в глаза.

Аня убрала со лба волосы и выпрямилась.

– Надо же… а я даже цветочка не принесла… – расстроено всплеснула руками она. – Не подумала…

И заплакала.

Черт. Ненавижу, когда она плачет.

Неловко перебираюсь через оградку и притягиваю Аню к себе.

– Слушай, мы не подумали, да… но главное – ты жива. Тебя нет там, под этими тяжелыми плитами. И знаешь, я думаю, главный подарок ты все же сюда принесла. Твои мама и бабушка могут быть спокойны, потому что отныне у тебя есть мы.

– Да, наверное, ты прав… простите, что расплакалась…

Аня неловко оттирает слезы с щек, а я пытаюсь прикрыть ее от порывов ветра своими крепкими объятиями.

– Все, пусть спят спокойно, – отмахивается дед. – Поехали домой. Вам надо собрать вещи и двигаться в аэропорт. Нельзя медлить. Асада могут выпустить до того, как снова откроют дело о продаже людей. И кто знает, что придет ему в голову?