Ей надо сказать. Она будет расстроена, но уже не станет надеяться. Я увезу ее в Москву, и со временем все забудется.

– Ты все время думаешь об этом, да? – беру ее за руку я.

– С той минуты, как нашла фотографию у отчима в документах, – кивает она. – Понимаешь, он… никогда не проявлял ко мне никаких чувств. Будто я есть, но я – это обуза, доставшаяся ему от мамы. Как ненужный старый сервант. Выбросить нельзя, потому что он прибит гвоздями к полу, а видеть каждый день тошно. И я думала, что бабушка… хоть она же должна меня любить? Ну, хоть кто-то же должен? Не может быть, чтобы я совсем никому была не нужна…

У нее в глазах снова слезы. И я понимаю, что она очень сильно переживает из-за того, что ее бросили. Аня не понимает – к ней не могли приехать по объективным причинам.

– Ладно, слушай, – сжимаю ее руки крепче. – Тебя не бросили. Скорее, тебя похитили.

– Как это?.. – замирает она.

– Вот так… Ань, обещай, что постараешься воспринять без лишних переживаний то, что я тебе расскажу.

– Говори же скорее!

В ее глазах тревога. Она хватает меня за руки.

– У тебя действительно были родственники. Бабушка, мама и дядя. У дяди здесь был маленький отель. Он не хотел его продавать, и в отместку за это бандиты взорвали машину, в которой были твоя мама и ты. По официальной версии, вас с мамой похоронили.

– Что?! Что за бред, Никита?!

– Не бред. Дед очень испугался, узнав о том, что ты каким-то образом в той машине не сгорела. Ты оказалась у своего отчима.

– Но… но как… меня могли похоронить?!

– Хоронили все, что осталось, в закрытом гробу. В одном на двоих, для тебя и мамы. Взрыв был слишком сильным. Машину просто разворотило.

– Нет, нет… я ведь… живая. Живая, понимаешь?

– Понимаю.

Аня пытается что-то сказать. Открывает и закрывает рот, снова хватает меня за руки… она в отчаянии. Мне очень жаль, что я испортил ей настроение.

– А бабушка? А дядя? Где они сейчас? – почти выкрикивает она.

– Бабушка умерла полгода спустя. Не смогла пережить горе. А дядя после всего продал отель и уехал в Москву. Больше о нем ничего не известно.

– Но… но почему я живая?

– Я не знаю, Аня. Видимо, тебя вытащили из машины за несколько мгновений до взрыва.

– Зачем?!

– Это пока еще загадка. Ты ничего не помнишь?

– Нет… только мамин смех. Море чуть-чуть… а потом долгие дни в огромном особняке у отчима. Он меня никогда никуда не отпускал. Держал под контролем. Выучиться разрешил только в пединституте, там, где скука и одни девчонки. А потом стало ясно, для чего. Оказывается, у меня есть жених Асад.

– Поехали домой. Может, дед, что еще расскажет, – предлагаю я.

– Поехали.

Мы просим счет и возвращаемся к моей машине, где нас ждет охрана. Пришло время расставить все точки. Ну, или почти все.

Черт, всю дорогу у Ани глаза на мокром месте. Я нервничаю.

– Моя бабушка умерла, но у меня ведь есть дядя? – продолжает допрашивать меня она.

– Есть, наверное, – пожимаю плечами я. – Но ничего не могу сказать точно.

– То есть, меня похоронили, и все думают, что я умерла? – резко побледнев, шепчет она, и я замечаю, как начинают дрожать ее губы.

– Получается, похоронили, если нет никакой путаницы, – понуро киваю я. – На самом деле очень громкое было разбирательство. От тел после взрыва почти ничего не осталось. Хоронили то, что удалось отскрести, в одном гробу. Чтобы не разлучать мать и дочь.

Аня всхлипывает.

– Но, если меня похоронили, – оттирая с глаз слезы, бормочет она, – как я оказалась живой?

– Слушай, давай обсудим этот вопрос с дедом. Он был здесь, когда эта история набирала обороты.

– Ладно…

Вот и дедов особняк. Мы выбираемся из моей машины и идем в дом.

Владимира не видно, и я предлагаю Ане зайти в рабочий кабинет.

Нам везет, мы застаем моего родственника за разговором по сотовому телефону. Заметив нас, он машет рукой, чтобы мы сели на диван и подождали окончания его беседы.

Аня опускается на диван. Я сажусь рядом и беру ее за руку.

– Не переживай так сильно, – шепчу ей. – Ты ведь жива, и это главное. А остальную путаницу постараемся распутать в ближайшее время.

Она закусывает губу, кивает, но в зеленых глазах полная растерянность.

– Здравствуйте, мои дорогие молодожены! – откинув сотовый телефон на рабочий стол, довольно потирает руки дед. – Как прошла ночь?

– Лучше не бывает, – усмехаюсь я, а Аня смущенно отводит взгляд.

– У меня есть к вам серьезный разговор. – Решает не терять времени зря дед.

Мы с Аней внимательно смотрим на него.

– Дело в том, что Асада не сегодня, так завтра отправят в Турцию, так как он подданный другого государства. Что у него на уме, одному Богу известно. Поэтому я предлагаю вам двоим сегодня же вечером улетать в Москву. Никто не знает, что вы поженились. Отправим вас частным авиарейсом, и пусть Асад кусает локти. Но прежде, чем вы улетите, мы сходим в полицейский участок и напишем заявление. Вернее, два заявления – одно о похищении ребенка, а второе о продаже Ани Асаду. Пусть займутся Кубышкиным.

– Скажите, а эта история со взрывом машины, она настоящая? – подает голос Аня.

– Вижу, Никита тебе уже все рассказал?

– Нет смысла молчать, – пожимаю плечами я.

– Так это правда? То, что меня похоронили вместе с мамой?

– Не знаю… – хмурится дед. – Твоя история очень странная. Ты говоришь, у тебя фамилия Чернышева? А имя?

– Дурацкое имя. Аннабель.

– Да, малышку так и звали. Газеты пестрили новостями про погибшую женщину с дочерью. Как же ты оказалась после всего живой?

– Не знаю… отчим никогда близко со мной не общался. Говорил, что мама умерла, оставив меня ему. И что я обязана ему за то, что он меня вырастил.

– Дело дрянь… – дед стал мрачнее тучи. – Может, тебя украли за несколько секунд до взрыва?

– Да, ну! Мы же не в кино, – вклиниваюсь в разговор я. – Если Аню выкрали, то для какой цели?

– Как, для какой? А то, что ее продали в гарем? Может, для этого и растили. Чтобы получить хорошие барыши за невинную невесту.

– Слишком проблемно, – отрицательно качаю головой я. – К чему похищать ребенка, подвергая себя опасности, в момент взрыва, тащить через границу, да еще и растить? Что-то не сходится.

– Согласен с тобой. Какую-то роль во всем этом играет Асад. Только какую?

– Пусть уже эти моменты выяснит следствие. Думаю, после того, как мы подадим заявление, Асаду придется унять свою прыть.