Ранее сходную точку зрения высказывал Г.Б. Федоров, который считал, что вклад готов в черняховскую культуру минимален. Готы не только не принесли в нее обряд трупоположения как основной признак идентификации, но и вообще никакого отношения к формированию этой культуры не имели. Они лишь заимствовали ее после прихода в Северное Причерноморье [323], а появились они в области ее распространения лишь в самом конце II или начале III в., то есть уже тогда, когда все основные элементы черняховской культуры сложились[324].

В Днепро-Донецком водоразделе они появились вообще во второй четверти IV в., согласно исследованию М.В. Любичева[325]. Несколько раньше (с середины III в.) в данном регионе их фиксирует А.М. Обломский[326].

Во II–IV вв. н. э., согласно письменным источникам (Иордан), на территории Прутско-Днестровского междуречья находились местные гетские земледельческие племена – тирагеты, но сюда же проникали римляне, сарматы, славяне, готы и гунны. Также источники не дают оснований полагать, что пришельцы вытесняли местное гетское население. Как в могильниках, так и на селищах черняховской культуры действительно находятся вещи гетские, сарматские, пшеворские, зарубинецкие, римские, подтверждающие показания письменных источников и свидетельствующие о смешанном составе населения Прутско-Днестровского междуречья во II–V вв.[327]

По мнению Г.Б. Федорова, в период, непосредственно предшествующий черняховской культуре, на этих территориях существовал обряд трупосожжения у местного оседлого земледельческого населения – гетов, живших на Днестре (Тирасе), или тирагетов[328]. К ним в небольшом количестве примешивались носители пшеворской и зарубинецкой культур. Они ассимилировались с местным гетским населением, привнося свои элементы в его материальную культуру. Но еще до начала нашей эры на эту территорию стали просачиваться сарматы, для которых, в противоположность как гетам, так и племенам пшеворской и зарубинецкой культур, был характерен обряд трупоположения[329]. Поэтому естественно, что наблюдаемый впоследствии на этой территории биритуализм следует рассматривать прежде всего как результат именно такого этнического смешения. Обряд трупоположения был привнесен в область распространения черняховской культуры, и никто, кроме сарматов, не мог его принести[330]. Доказательством этому служит последовательность появления обряда трупоположения в Европе: из всех областей, где находились германские племена, раньше всего, еще в доримский период, обряд трупоположения появился в Восточной Австрии, ближе к Дунаю, и в Венгрии, то есть там, где германские племена вступали в непосредственный контакт с сарматами[331]. Появление обряда трупоположения у германских племен есть результат сарматского влияния, так как в результате контактов между различными областями, передвижения по римским торговым путям он широко распространился даже на севере Европы, где и был воспринят рядом германских племен[332]. В Подунавье, в частности в Венгрии, контакт между сарматами и германскими племенами существовал еще до римского периода.

Однако необходимо отметить появление обряда трупоположения на территориях вельбаркской культуры на территориях современного польского Поморья, которую непосредственно связывают с готами, еще в середине I в. н. э., когда о контактах с сарматами не могло быть и речи. Как указывалось выше, обряд трупоположения был присущ готам и ранее, скорее всего еще до переселения из Скандзы. Поэтому здесь надо говорить о совпадении обрядов, хотя в этом случае возникает вопрос о том, что же заставило готов, чуть ли не единственных среди германских племен, отказаться от древнего обряда трупосожжения и перейти к ингумациям. Как бы то ни было, при однотипности готского и сарматского обрядов нельзя не отметить и существенные различия: различное устройство могил, различия в богатстве и количестве погребального инвентаря, различия в положении покойника в могиле и т. д.

Говоря об уровне хозяйственного развития черняховской культуры, практически все ученые утверждают, что он был достаточно высок, есть даже мнение о существовании более или менее развитой монетной системы[333]. Некоторые, например Б.В. Магомедов, считают, что «единообразие массовых ремесленных изделий „черняховского типа“ является продуктом целой экономической системы, которая сформировалась на основе общего внутреннего рынка. Такой рынок мог сложиться только в результате взаимного общения населения внутри политически единого общества»[334]. Поэтому нет каких-либо подтверждений в источниках, хотя трудно было бы современникам не заметить гиганское политическое образование рядом с Империей. Вообще, утверждение Б.В. Магомедова можно понять и объяснить, ведь в конце своей работы «Черняховская культура. Проблема этноса» он пишет: «В целом традиции черняховской культуры в их материальном выражении слабо отразились в раннесредневековых культурах. Иначе и не могло случиться… Более важен тот духовный вклад, который внесли бывшие обитатели Украины и Нижнего Подунавья в общеевропейскую культуру, в культуры германских и других (в том числе славянских) народов… В период сложения этнической карты современной Европы этот вклад связан со становлением первых „варварских“ государственных структур, феодальных юридических кодексов и национальных систем письменности. История племен черняховской культуры еще раз показывает, насколько неразрывно связана земля Украины и ее народ с европейской цивилизацией, со всемирным историческим процессом»[335]. Такое высказывание показывает, что история, к большому сожалению, не свободна от политики, и это усложняет и без того непростой поиск исторической истины, а также ведет к превращению истории из науки в идеологическую «подкладку».