— Где — там?

— Ну, — сделал Андрей неопределенный жест, — в одном кафе на Университетском…

— И много там такого… продают? — Миша явно заинтересовался браслетом, но приятели никак не могли взять в толк, куда он клонит.

— Ну, много, — подумав, кивнул Андрей. — Там можно, считай, любые купить: на кнопках, на липучке, на шнурках, широкие…

— Нет, ты не понял, — мягким жестом остановил его Миша. — Много ли их там покупают?

— Покупают? — На лице Андрея читалось недоумение. Несколько секунд он размышлял над смыслом вопроса, а потом радостно закивал, поняв наконец ход мыслей Зули.

— До хрена и больше! — радостно сообщил он, оборачиваясь к Леше, до которого уже тоже дошел смысл вопросов.

С этого дня у друзей снова было общее дело. Они делали браслеты. Обходились они в рубль-два, а продавались (приятели не особенно заламывали цены) в три-четыре раза дороже. Клепки купить было просто. Единственным сложным моментом был дерматин, но после того, как отец рассказал Леше о свалке, куда свозились старые автобусы, проблем с этим больше не стало.

В этом предприятии, пожалуй, впервые раскрылись деловые качества каждого из троицы.

Миша был, без сомнения, мозговым центром компании. Он долго думал, но решения, предлагаемые им, всегда оказывались взвешены и просчитаны до мелочей. Если он брал слово по какому-то вопросу, то практически всегда предложения его принимались на «ура». Когда появился спрос на браслеты с металлическими шипами, именно он предложил договориться с трудовиком соседней школы об аренде токарного станка. Когда же милиция начала задерживать тех, кто носил шипованную амуницию, объявив ее холодным оружием, именно Миша нашел на каком-то заводе игрушек цех, где делали резиновые конусы очень похожей формы. Стащив мешок этих резинок, приятели надолго обеспечили себя сырьем.

Леша оказался личностью творческой. Он не захотел останавливаться на классических браслетах и перчатках, в которых ходил тогда весь металлический люд. Он изобретал новые доспехи, каких не было не только ни у кого в Москве, но даже и у музыкантов на импортных постерах. Пусть не все Лешины шедевры продавались сразу, зато в кругу знатоков и ценителей подобной амуниции его имя произносилось таким же тоном, каким женщины и девчонки произносили имена Бурды и Кардена. Кроме того, это именно он придумал использовать для изготовления браслетов голенища старых женских сапог, а в конце восьмого класса, сшив несколько голенищ вместе, изготовил крутейшую жилетку, проданную ими аж за двести рублей!

Андрей был главной движущей силой. Атомным реактором, придававшим ускорение всему, чего только он не касался. Он был нетерпелив во всем, и если возникала проблема, он бросался устранять ее, еще не успев решить, что нужно делать. Порой его эмоциональность приводила к неприятным последствиям, но если кто-то из покупателей начинал торговаться, то лучшего противоядия, чем Андрей, было не сыскать. Торговался он отчаянно. Дело было отнюдь не в скупости. Сам процесс противостояния, убеждения в своей правоте доставлял Андрею удовольствие, схожее с тем, какое испытывает альпинист, карабкающийся по склону горы.

Кстати, когда встал вопрос о том, как добыть с завода обнаруженный Мишей мешок, Андрей со свойственной ему наглостью предложил просто пройти с ним через проходную, с серьезными лицами, словно они выполняют чье-то поручение. На проходной их все-таки остановили, и бдительная бабушка-вахтер поинтересовалась, что они тащат.

— А мы откуда знаем? — возмутился Андрей, всем своим видом демонстрируя, насколько ему, несчастному ребенку, тяжело стоять с этим мешком на плече. — У нас здесь практика. Нам Александр Васильевич сказал сорок мешков к воротам перетащить. Вот мы и таскаем!

Вахтер была озадачена не столько тем, что не слышала ни о каком Александре Васильевиче, сколько тем, что мешки с сырьем таскают вручную, причем на горбах бедных школяров.

— Вы сейчас еще за мешками пойдете? — осведомилась она.

— Конечно, — подтвердил Андрей. — Еще ведь тридцать девять мешков осталось!

— Ну, тогда скажите своему Александру Васильевичу (или кто у вас там руководитель?), чтобы подошел сюда и оформил документы как положено!

— Ладно! — кряхтя ответил Андрей, уже выходя за ворота.

Оказавшись на улице, приятели, насколько это было возможно, припустили прочь от фабрики.

— Слушай, — поинтересовался Леха, когда они наконец остановились отдышаться, — а кто такой этот Александр Васильевич?

— А я откуда знаю? — ухмыльнулся Андрей, довольный своим удачным экспромтом. — Наверное, большой начальник.

— Фельдмаршал, — поддакнул Миша. — Граф Суворов.

Приятели рассмеялись.

Произошло чудо. Приятелей не отчислили после восьмого класса. Отток из школы был настолько велик, что из трех восьмых классов едва-едва удалось набрать два неполных девятых. Возможно, именно поэтому директриса даже не упомянула о своем обещании избавиться от «криминальной парочки». Конечно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что, перенеся все свои операции за пределы школы, наши друзья более ничем не запятнали своей репутации и даже удостоились за это поощрения от завуча в форме «наконец-то за ум взялись».

В общем, так или иначе, но все трое оказались в одном девятом классе.

В их классе учились в основном все те ребята, с которыми они грызли гранит наук предшествовавшие годы. Было лишь трое новеньких. Одна девушка, Нина Кирьянова, и двое ребят: Костя и Рафута. Последние, как оказалось, знали друг друга давно. Родители их работали вместе в каком-то посольстве в Азии, и до девятого класса оба они жили и учились там.

Именем своим Рафута был обязан тому обстоятельству, что мать его была сотрудником посольства, а отец — местным генералом. Непонятно, почему наши спецслужбы решили смотреть на подобный союз сквозь пальцы, да это не имеет значения, ведь наши герои понятия не имели о том, что существуют подобные нюансы жизни наших граждан за рубежом.

Само собой разумеется, что положение родителей накладывало определенный отпечаток на чадо. Дорогие рубашки, импортные кроссовки, электронные часы с музыкой, карманные калькуляторы — все это бросалось в глаза облаченным в затертую школьную форму, обувь от «Большевички» и сорочки от «Москвы» счастливым советским детям и вызывало вполне понятный интерес, а порой и плохо скрываемую зависть. Всем своим видом эти двое пытались доказать, что они — существа другого, высшего порядка и то, что их волею судьбы занесло в такую дыру, как общеобразовательная школа, есть чистейшей воды случайность, нисколько не принижающая их статус.

Наших приятелей новенькие заинтересовали было в качестве потенциальных клиентов, но, судя по всему, выездные родители без хлопот могли прислать любимым сыновьям любую вещь, во много раз превосходящую по качеству местный «самопал». И на какое-то время о Косте и Рафуте забыли.

Но прошел месяц, и новички напомнили