Нет, ну чего это она? Читал я этот роман, ни разу плакать не захотелось.

— Так что, возьметесь за мое обучение?

[1] Попал. Роман выйдет только через два года.

Глава семнадцатая

Я травлюся сам!

Мой письменный стол никогда не пустует. Лежат на нем и книги, и брошюры, и газеты. Со стороны это производит впечатление — мол, трудится следователь, хотя на самом-то деле печатная продукция касалась не юриспруденции, а экономического и демографического состояния России. Насколько информация мне пригодится в дальнейшем и не знаю, но находиться в курсе хозяйственных и культурных дел я просто обязан. Вон, Мусоргский «Хованщину» поставил, в петербургских газетах ее ругают. Увидел некролог на смерть Тургенева. А что, он до сих пор жив был?

Ум за разум заходит, когда начинаю думать, что многие классики не просто живы, а не родились. Товарищ Ленин пока Володя Ульянов. Смотаться, что ли в Симбирск, отговорить его старшего брата от покушения на царя? Талантливый же человек был Александр Ильич! Его бы таланты, да в мирных целях.

Нет, пусть пока все идет своим чередом. Если госпоже истории угодно, чтобы я сделал нечто важное, мне такой шанс обязательно представится. Важно вовремя понять — где он? И не допустить ошибки. Про раздавленную бабочку я не забыл.

А еще важно постоянно загружать себя делом, чтобы не свихнуться.

Учить французский язык на рабочем месте я не стал. Не потому, что кто-то мог заподозрить неладное, из принципа. Материалы по ситуации в империи и губернии — это одно, а иностранные языки совсем другое. Это, скажем так, мои личные заботы, не имеющие отношения к служебным обязанностям.

Поэтому третий вечер беру уроки у своей квартирной хозяйки. И уже три раза ходил к Мариинской гимназии, высматривая — где же кареглазая красавица с косой? Вру. Ходил раз пять, а то и шесть, потому что женская гимназия недалеко от Окружного суда. Так, как бы между прочим — отправился на обед, отчего бы не сделать небольшой крюк?

Гимназистку пока не увидел, а вот Наталья Никифоровна заподозрила что-то неладное. Уже и вопросы задает — не повстречал ли кого? Пока отнекиваюсь.

Кажется, потихоньку начинаю врастать в свою новую среду обитания.

Банкет, устроенный молодым начинающим следователем для коллег, сыграл свою роль. Сослуживцы перестали кривить морды, здоровались, начали заходить ко мне в кабинет выкурить папироску и побеседовать о разных вещах, от погоды до перспектив нашей внешней политики на Балканах. О погоде я говорил охотно, о политике сдержанно.

Что я мог сказать о правителе Болгарии Александре Баттенберге, возведенном на трон покойным императором Александром Освободителем? Незнаком я с этим человеком, поэтому личных впечатлений нет. Соглашусь с товарищем председателя суда, надворным советником Остолоповым (с ним за одну фамилию соглашаться можно!) о том, что сидел бы себе князюшка на престоле смирненько и Россию слушался. А он вдруг принялся играть в самостоятельность, избавляться от «русской опеки», отчего министры его правительства (почти все русские), начали дружно подавать в отставку. Совсем обнаглел князь, кусает руку, что его кормит.

Остолопов, а с ним и другие коллеги, убеждены, что достаточно нашему государю цыкнуть, как болгарский князь возьмется за ум. Поддакиваю. Не стану же я рассказывать сослуживцам, что Александр Баттенберг объединит обе Болгарии и разгромит армию Сербии? А уж про то, что в итоге князь Болгарии потеряет престол, тем более следует молчать.

На самом деле внешняя политика, уже случившаяся в моей истории, мне не очень интересна. Другое дело — ситуация и расклады в Новгородской губернии. Недавно совершил для себя очередное «открытие». Оказывается, в Череповце имеется свой жандарм — капитан Потулов[1]. Правда, сидит он в Новгороде, но числится помощником начальника губернского жандармского управления по Череповцу.

Понятно, что Отдельному корпусу жандармов упускать из виду Череповец, где около тысячи учащейся молодежи, где оживленный речной порт и промышленные предприятия, никак нельзя. Необходимо следить за умонастроениями населения, за потенциальными террористами и всем прочим. Но как можно делать это делать, находясь от Череповца за триста с лишним верст? Опираться на доклады исправника и отчеты чиновников? На статистические отчеты?

Предположим, в реальном училище возникнет антиправительственный кружок. Мальчишки пожелают отомстить за казненного Рысакова — бывшего «реалиста», изготовят бомбы и отправятся взрывать государя-императора.

Глупо? Согласен. Я просто размышляю вслух, пытаясь придумать нечто такое, революционное, на что требуется немедленная реакция властей.

Ладно, «бомбистов» мы в расчет не берем, слишком уж они радикальны, не для уездного города. Но прокламации, в которых пересказываются идеи Лаврова или Бакунина появиться могут.

Историк, который во мне сидит, забил тревогу. А не имеет ли капитан Потулов собственной агентуры в городе? Как же жандармерии без агентуры?

Если возникнет нечто срочное — есть телеграф. Жандармский начальник имеет право по тому же телеграфу отдать приказ уездному исправнику, который и пошлет городовых задерживать хоть пропагандистов, хоть и «бомбистов».

Пожалуй, следует опасаться провокаций и быть осторожнее в разговорах с малознакомыми людьми. Еще лучше — и с хорошо знакомыми.

М-да… Не исключено, что у меня развивается паранойя.

Делом надо заниматься. Пойду, потрясу архивариуса. Полторы недели прошло, у него пока ничего. И у меня ничего. Только количество вещдоков увеличилось. Доктор Федышенский распорядился снять с покойного Долгушинова нательную рубаху и прислать ее мне. Прокурору, когда он начнет обвинительный процесс, будет что показать присяжным заседателям. Правда, обвинять пока некого.

Вещи, якобы похищенные у старика, теперь лежат в моем кабинете. Варвара Селезнева, которой надоело ходить на соседнюю улицу — двести лишних шагов, потребовала от супруга, чтобы тот вычерпал воду и позвал батюшку освятить колодец. Андрей поматерился, но просьбу жены исполнил. Вычерпывая, утопил ведро, взял «кошку», нашарил ею что-то на дне и вытянул тяжелый узел.

Фарфоровая солонка оказалась расколота, часы, возможно, починить удастся, сапоги уже носить нельзя, шандал и ложки в целости и сохранности. Теперь оборвана еще одна нить (возможно, что единственная), ведущая к раскрытию убийства, зато появилась новая головоломка — зачем было брать вещи и потом топить их в колодце? Не сам же покойный Долгушинов их туда бросил.

Господин Ухтомский, если входит в кабинет, сама деликатность. Почти без шума, только медали звенят. Чего это он со всеми наградами? Ух ты, у пристава еще и Георгиевский крест имеется. Или он пока не Георгиевский крест, а Знак отличия Военного ордена?

— Позвольте, Иван Александрович?

Появление в кабинете пристава ничего хорошего не предвещало.

— Неужели