Шрифт:
Закладка:
– Она хотела защитить тебя, потому что любила, – предположил он снова. Это казалось ему определяющим качеством любви.
– Да.
Ее голос стал еще печальнее, и теперь Рэйв почти жалел, что повел разговор об этом. И все же кроме боли в ее голосе слышалась и ностальгия: ей нравилось вспоминать о матери, несмотря на скорбь.
– Мне очень повезло с ней, – сказала Хэрроу, – даже если я и потеряла ее так рано. Она меня очень любила.
– А твой отец?
– Я его не знала. Мама говорила, что у нее случались интрижки с мужчинами, но она не ожидала, что забеременеет. Она не знала наверняка, кто мой отец, но всегда подозревала, что это один человек с Юга, поскольку моя кожа темнее, чем у нее. Она говорила, что он добрейший мужчина из всех, кого она знала. Думаю, она втайне его любила. – Хэрроу вздохнула. – Интересно, стала бы она искать его, когда я подросла? Мне было всего десять, когда ее убили.
Убили. Вместе с остальной ее семьей, оставив Хэрроу одну в этом мире. Рэйв обнял ее крепче.
– Я хочу уничтожить того, кто сделал тебе больно.
– Я тоже, – сказала Хэрроу.
Но в ее голосе не звучал гнев: будто она давно смирилась с тем, что этого никогда не случится, и считала это желание невыполнимым.
Рэйв склонен был с этим поспорить.
– А ты не помнишь свою мать? – спросила Хэрроу, меняя тему, словно ощутив, что его мысли приняли кровожадное направление.
– Нет.
Но внезапно он понял, что если бы у него сохранились воспоминания, они оказались бы не слишком приятными.
– Что насчет твоего детства?
– Не помню.
Детство ощущалось чем-то чужеродным, даже более странным, чем любовь. Он сомневался, что оно у него было.
– Сочувствую. Эти воспоминания должны быть у каждого, чтобы помогать нам в трудные времена.
– Не думаю, что мои приносили бы мне радость.
– Почему?
– Не знаю.
Она вздохнула. Рэйв всегда отвечал «я не знаю» на вопросы о прошлом. Он ничего не мог с этим сделать, поскольку и правда ничего не знал. Иногда реакции или смутные чувства говорили ему, что когда-то события развивались для него определенным образом. Например, из опасения быть скованным клятвой у него родилось предположение, что он уже попадался в эту ловушку прежде. Рэйв не сомневался, что у него не было ни матери, ни детства – во всяком случае, в классическом понимании. Но это все, что он мог сказать.
Он, в общем-то, и не хотел ничего знать. Он был… счастлив сейчас.
Хотя он не представлял прежде, что когда-нибудь скажет нечто подобное, это была правда. Его переполняло счастье: он не скорбел о прошлом и надеялся, что в будущем не утратит того, что радовало его в настоящем.
А сейчас он держал в объятиях самую красивую женщину в мире. Он был силен, ловок и уверен, что сможет защитить ее от любой угрозы. Она с радостью отдавалась ему, на пике удовольствия крича его имя – имя, которое он выбрал для себя.
Рэйв решил: неважно, где он и что делает, пока он благословлен этими дарами. Роль защитника Хэрроу его полностью устраивала.
Возможно, это и есть любовь.
Имеет ли значение, кем он являлся раньше, если теперь у него новая жизнь? Прошлое могло навеки оставаться тайной – и его это совершенно не беспокоило.
Глава 14
Ночью Хэрроу не могла уснуть. Как и Рэйв, видимо, поэтому он поцеловал ее и ушел на крышу один. Но в этом не было ничего удивительного.
Рэйв редко спал. Ему нравилось охранять ее по ночам, но он не засыпал и днем, когда она бодрствовала. На самом деле Хэрроу ни разу не видела его спящим. Каждое утро, когда просыпалась, он смотрел на нее. А когда засыпала ночью, он ложился рядом, но никогда не засыпал раньше ее.
Может, это привычка, оставшаяся после плена? «Никогда не расслабляться настолько, чтобы уснуть в присутствии другого»? Она надеялась, что это не так. Хотелось, чтобы он ощущал себя в безопасности рядом с ней, чтобы доверял ей так же, как она ему.
Но, несмотря на все ее попытки стать ближе, какая-то часть его оставалась недосягаемой. Их словно разделяла пропасть, океан, который она не могла пересечь. Она хотела бы, но не знала как, а Рэйв не мог указать путь, потому что и сам не видел его.
Все больше она подозревала, что ответ лежит в его потерянных воспоминаниях.
К сожалению, насколько она могла судить, эти воспоминания не были приятными. Когда бы Хэрроу ни спрашивала о прошлом, он отвечал: «Я не знаю», но иногда что-то проскальзывало, удивляя его самого и приподнимая завесу над забытой жизнью.
И каждый раз то, что прорывалось наружу, было чем-то болезненным.
У Рэйва остались шрамы глубоко внутри. Возможно, было бы лучше, если бы он ничего не вспомнил. Возможно, настоящее – это благословение, шанс начать новую жизнь, лишенную бремени прошлого.
Но она не могла избавиться от чувства, что его воспоминания важны. Вода твердила ей, что нужно копать, копать и копать, пока она не найдет ответы. Из-за этого Хэрроу беспокоилась, не находя себе места.
Теперь она сидела за столом у окна, перетасовывая гадальные карты. Она наконец призналась себе, что сражается с желанием сделать еще один расклад для Рэйва. Последний расклад не слишком ее беспокоил, но сейчас она боялась того, что может узнать. Было ли прошлое Рэйва и правда ужасным?
Но, через что бы он ни прошел, она не сомневалась: это не изменит ее чувств к нему. Увидеть то, что хотела открыть Вода, было болезненным, но необходимым.
Так почему она колебалась?
Раздосадованная своей нерешительностью – игнорировать интуицию было первым табу для Видящей, – Хэрроу представила Рэйва и позволила Воде пробудиться. Как часто случалось, когда он находился поблизости, стоило ей слегка приоткрыть воображаемую дверь, Вода сразу хлынула наружу. Воздух вокруг потрескивал, занавески раздувались, а на окнах осел конденсат. Она не чувствовала угрозы поблизости, но почему ее сила так отвечала?
Вот и еще одна причина сделать расклад.
Дрожащими руками она перевернула первую карту и положила ее лицевой стороной на стол.
«Глубина».
Она уставилась на изображение. Сердце оглушительно билось в груди. Черная карта с названием, написанным
