– Ты серьезно? – фыркает Мэттью. – Ты бы запомнила, если бы он был.

Прикусываю губу и продолжаю делать вид, что увлечена цветами, лишь бы не встречаться с ним взглядом.

– А что было? – тихо спрашиваю я.

– Ты напилась, начала танцевать стриптиз…

– Прям в баре?! – ахаю я, перебивая и все-таки поднимая на него глаза.

Он пристально смотрит на меня и издает смешок.

– Нет, Булка. Дома. Напевала песню и сексуально размахивала вещами.

Зажмуриваюсь от стыда.

– Боже… А потом?

– Ты сказала, что у тебя никогда не было 69… – Закрываю лицо ладонями, пока Мэттью смеется. – И после этого довела себя до оргазма пальцами.

– Что? – приоткрываю от удивления рот. – А ты что делал?

– Любовался, – невероятно хриплым голосом произносит он. – Ты не представляешь, как это сексуально смотрелось.

Чувствую, как краска приливает к лицу, и снова утыкаюсь лицом в ладони.

– Прости, – шепчу я, сгорая от стыда.

– За что, Булка? За охренительную картинку перед глазами, после которой я едва не умер со стояком?

– Прекрати пошлить, – прошу я.

– Ты первая начала. – Он смеется и направляется ко мне с двумя тарелками в руках, протягивает мне одну из них, а затем устраивается рядом со мной.

– Посмотрим кино? – шепчу я, не переставая смотреть на него.

Вилка с креветкой застывает у его рта, и Мэттью переводит на меня взгляд своих янтарных глаз.

– Пожалуйста? – прикусив губу, пытаю счастье еще раз.

– Булка…

– Вдруг это исцелит меня?

Мэттью смеется и неожиданно для меня произносит:

– Один фильм. Один, Булка.

Я широко улыбаюсь и коротко целую его в губы, а затем тянусь к пульту и нахожу «Мой любимый враг» с Люси Хейл. Включив фильм, беру вилку и подношу ее ко рту.

– Ты что, даже не посоветуешься со мной в выборе фильма? – негодует сидящий рядом Мэттью.

– Нет. А должна? Ставлю сто баксов, что ты скажешь что-то вроде «Я вообще не хочу смотреть фильм», а следующий час мы будем листать сотню страниц фильмов, и ты специально будешь говорить, что все не то, оттягивая момент, когда я психану и решу лечь спать.

Губы Мэттью расплываются в улыбке.

– Я что, настолько предсказуем?

Закатываю глаза и кивком головы в сторону плазмы намекаю ему на то, что фильм уже начался. Он шумно выдыхает и принимается уплетать рис с креветками.

Когда мы доедаем ужин, Мэттью берет наши тарелки и уносит на кухню. Вернувшись, он удобно устраивается на диване, вытянув ноги, а я ложусь рядом, прямо под его руку.

Полчаса спустя я поднимаюсь на локте и спрашиваю:

– Ты молчишь уже тридцать минут. С тобой все хорошо?

– Я боюсь, что если открою рот, то меня стошнит.

Резко подрываюсь:

– Тебе плохо?

– Любому станет плохо от просмотра такой херни, Булка.

– Какой же ты кретин, – выдыхаю я с облегчением. – Я подумала, что у тебя тоже рвотные позывы.

– Да! – восклицает он. – Самые настоящие! Что это за чудовищный фильм, Булка?

– Он классный. Давай смотреть дальше. – Ложусь обратно к нему на плечо и обнимаю рукой его торс.

– Долго еще?

– Около часа.

Мэттью отчаянно стонет, и я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться.

Следующий час мы проводим в тишине. Приглушенный свет настольного светильника отражается в окне, за которым уже стемнело, и сквозь него я вижу очертания месяца на небесном полотне. В отражении я вижу нас с Мэттью и поражаюсь тому, что его взгляд действительно устремлен к экрану. Никак не комментирую это, продолжая наслаждаться теплом его тела рядом и размеренным сердцебиением. Его пальцы перебирают мои волосы, и это вызывает во мне бурю эмоций.

Досмотрев фильм, мы оба не спешим вставать с дивана. Я приподнимаюсь на локте и провожу большим пальцем по щетине на его подбородке.

– Спасибо, – шепчу я.

– Это тебе спасибо, Булка. После такого подвига я точно попаду в рай.

Коротко смеюсь и ловлю себя на мысли, что мне давно не было так легко, непринужденно и хорошо.

Мэттью

Не могу поверить, что досмотрел эту дичь до конца.

Конечно, улыбка Эмили стоила того, но что это вообще было?

Это потрясение на всю жизнь. Надеюсь, я не проживу дольше тридцати.

– Спасибо, – шепчет Эмили, поднимая на меня свои темно-зеленые глаза, радужка которых сейчас чернее ночи за окном, и прикусывает губу.

– Это тебе спасибо, Булка. После такого подвига я точно попаду в рай.

Она смеется, и я вдруг понимаю, что ради этого звука готов посмотреть с ней еще тысячу фильмов.

Боже.

Какая же Эмили сейчас красивая.

Ее силуэт подсвечен уличными фонарями за окном. А в зрачках отражается луна, вовсю сияющая на темно-синем небе. Ее голова лежит на моей груди, пока я, не двигаясь, полулежу на диване в гостиной.

– А какую ты набил первой? – тихо спрашивает Булка, проводя пальцем по татуировкам на моей руке.

– Угадай.

– Эту? – шепчет Эмили, указывая на половину сердца со стрелой у меня на плече.

Я усмехаюсь.

– С чего ты взяла?

– Мне так кажется.

Наши взгляды встречаются, и я поражаюсь тому, что эта девушка видит меня насквозь. Она будто знает меня настоящего, что кажется удивительным, учитывая, что даже я сам не знаю себя настоящего.

– Да. Эта была первой, – подтверждаю. – Я набил ее после смерти матери. Четырнадцатого февраля четыре года назад. Напился после ее похорон и забрел в какой-то круглосуточный салон на окраине Лос-Анджелеса, где попросил бородатого татуировщика набить мне что-нибудь. Видимо, татуировщик тоже был пьян, раз вышел я оттуда с половинкой сердца в честь Дня святого Валентина.

– Соболезную. Что с ней произошло?

– У нее был свой магазинчик подарков, и она как раз закупила парочку больших сердец для тех сумасшедших, кто хотел подарить их своим вторым половинкам. Дорогу начала перебегать собака, и маме пришлось вильнуть на дороге, что привело к столкновению со столбом.

– Это ужасно, – шепчет Эмили, обхватив мое лицо ладонями. – Ты скучаешь по ней?

– Мы не были близки, но да. Каждый год четырнадцатого февраля я напиваюсь в хлам, чтобы хоть на мгновение приглушить вину и боль. Меня никогда не было рядом с ней.

– Необязательно быть рядом, чтобы человек чувствовал твою заботу и любовь.

– Возможно. Но я многое не успел ей сказать.

– Мне было девять, когда родители погибли. Их круизный лайнер затонул у берегов Санторини. И в день их отъезда, когда папа хотел со мной попрощаться, я предпочла провести время в домике на дереве своей подруги Ванессы. Если бы я только знала, что больше никогда не смогу их обнять, я бы