Шрифт:
Закладка:
– Это точно недопустимо! – как вредная бабка, заявил он.
– Это победный танец дикарей. Ди-ка-рей! Они празднуют победу над врагами, которых победили и чьих женщин поимели. Демонстрация своей доблести во всех смыслах. Не лезь!
– Ты-то откуда этот танец знаешь?! – в сердцах воскликнул он.
– Все тебе расскажи! В женщине должна быть загадка, милый.
– Но не клубок тайн и противоречий, – проворчал он, отступая.
И все же он не дал нам толком потренироваться и вскоре утащил меня во дворец, напомнив, что я хотела кое с кем поговорить по важной теме, а этот человек может мне уделить время лишь перед ужином, потом он занят.
Я вначале ничего не поняла, а потом дошло, что он напоминает мне о беспризорниках и разговоре с Владыкой, а правки в документах я еще не сделала. С сожалением пришлось попрощаться с артистами до следующего дня.
Глава 20
– Я не понимаю, что может быть общего у принцессы и этой компании комедиантов? – прорвало Когана, когда мы шли обратно. – Если станет известно, что сама принцесса перед ними танцевала в непотребном виде, – это конец репутации! Ты не думала о том, как будешь оправдываться перед Владыкой, если все откроется? Ради чего так рисковать?
– Тебе не понять. А на мнение Владыки, его одобрение или неодобрение мне глубоко плевать.
– Смелое заявление. И глупое.
– Почему же? Что он мне сделает? Отправит обратно к отцу? Так это ему невыгодно: тогда скандал и разрыв договоренностей. Запретит выходить и посадит на хлеб и воду? Не страшно, уже сидела в одиночестве, обходясь без слуг.
– Тебя не пугает потеря репутации и позор перед всеми?
– Перед кем позор? – рассмеялась я. – Перед кучкой незнакомых мне людей, которых я в глаза не видела, но которые могут чисто гипотетически меня осудить? Смешно! Перед Владыкой? Это ему позор, что в его дворце тридцать первая жена умирала от голода и никому не было до нее дела.
– Ты вроде жива и здорова.
– Это не его заслуга. После трех дней голодания, когда закончились все запасы и деньги, пришлось брать жизнь в свои руки и требовать причитающееся мне.
– Что же раньше не потребовала?
«Потому что меня здесь не было», – так и хотелось ответить, но для такого случая я заготовила другое объяснение.
– Мне не было восемнадцати, раньше я не могла распоряжаться самостоятельно своими деньгами, считаясь несовершеннолетней.
– А обратиться к Владыке и сообщить о своем бедственном положении гордость не позволяла?
– Какая гордость? Пытались, но никто не хотел принимать прошение, зная, что Владыка не желает, чтобы ему напоминали о неугодной жене.
– Может, следовало вести себя по-другому в самом начале и не наживать врагов?
– О да, давай обвиним во всем глупую несовершеннолетнюю девочку, а не взрослого мужчину, который взял на себя ответственность, назвал ее своей женой, а притащив к себе во дворец, тут же забыл о ее существовании! – вызверилась я.
Выдохнув и сделав несколько успокаивающих вдохов, я закончила:
– Пусть другие его боятся или восхищаются, но для меня он полное ничтожество, неспособное ни позаботиться о женщине, которую назвал женой, ни порядок навести в собственной стране! Может, боги ему и наследников не дают потому, что ему нет дела до слез чужих детей, которым даже за помощью обратиться некуда.
Коган дернулся как от пощечины, шумно вдохнув, словно ему не хватало воздуха, и сжал кулаки. Что, не понравилось? Правда глаза всегда колет.
А то тычет мне этим Владыкой при каждом слове. Лучше пусть сразу до него дойдет, что тот для меня никто и звать никак. Я его не боюсь. Да и кого мне бояться в моем-то положении?
– Но это отношение к нему почему-то не помешало тебе подать прошение на участие в празднике проверки на истинность.
Думает, что уел? А вот фиг ему!
– Это был акт отчаяния. В то время считала, что это единственная возможность хоть как-то изменить свое положение.
– Ты говоришь неправду.
Да чтоб его! Не знаю, каким образом он, словно детектор, ощущает ложь, но признавать, что принцесса до последнего надеялась доказать свою истинность, я не хотела ни за какие коврижки.
– Тогда как тебе такая правда? Если бы сейчас Владыка дал мне разрешение на участие в празднике – я бы отказалась. Решил сделать своей женой – я бы отказалась, и плевать на все подписанные договоры. Я его презираю.
– Громкие слова для той, кто уже его жена, – парировал Коган.
– Как отметил Владыка, отказывая мне в прошении, формально в храме мы с ним не венчались и женой в полной мере я не являюсь. Я была несовершеннолетней, судьбой которой распоряжался отец, а теперь имею право голоса, и если вдруг у Владыки появятся на меня планы, его будет ждать лишь один ответ – нет!
– Но при этом ты надеваешь красный плащ, незаконно присваивая себе звание истинной.
– Да оно мне и даром не нужно! Я просто хочу свободы, – устало ответила я, утомившись хоть что-то донести до этого твердолобого дракона.
– А во дворце ее нет?
– Ты не понимаешь. Свободы идти куда пожелаю, вести себя как угодно, без оглядки на этикет и правила поведения. Здесь меня никто не знает и никому до моей персоны дела нет.
– Тебе никто не запрещает выезжать в город, можно это делать, не нарушая правил.
– Уверен? В мой официальный выезд в город я хотела пообедать в местном ресторане, но для этого нужно заранее выбрать заведение, закрыть его на спецобслуживание, проверить повара и еду. Какое удовольствие есть в пустом заведении? А вчера мы со Стефом и Эйлер прекрасно пообедали в таверне, никого не напрягая своим присутствием. Разве могла бы я с отрядом охраны сделать так же или спокойно гулять по набережной? – возразила я. – Мне хочется самой все осмотреть, я же ничего не видела толком, понять, как живут люди, составить собственное впечатление о столице.
Между прочим, Владыке тоже не мешало бы хоть изредка инкогнито выбираться в город и самому смотреть, как живут обычные люди. Может, хоть что-то бы изменилось к лучшему. Или нет. Вполне вероятно, что в заботах об общем благополучии страны ему и дела нет до жизни и трудностей простых людей.
– Значит, ты и дальше планируешь гулять по столице в одиночестве?
– А сам как думаешь? – усмехнулась я, ведь он уже знал ответ.
– Я не могу тебя остановить, но и не могу позволить оставаться без охраны. Сегодня тебя чуть не обворовали, завтра тоже может случиться что угодно. Давай условимся, что ты будешь говорить мне, когда собираешься в город, а я смогу показать тебе его во всей красе. Подумай о том, что, гуляя без сопровождения, ты больше привлекаешь к себе внимания, – добавил он, видя, как я колеблюсь, не желая перед ним отчитываться.
Чуть помедлив и вспомнив, как вчера вечером косились на меня на набережной, я решила, что ничего не теряю.
– Ладно, давай попробуем. Завтра в это же время. После занятий с ребятами можно погулять по городу.
– Что тебе до них? Зачем ты тратишь на них свое время?
– С ними весело. Хочу научить их новому танцу, – пожала я плечами.
– А тебя кто ему научил? В Зандании ты тоже сбегала из дворца?
– Столько вопросов, – усмехнулась я. – Только с чего ты взял, что я буду на них отвечать?
Хорошо, что мы уже пришли. Он усадил меня в паланкин, а вскоре нагнал верхом и проводил до самого дворца. За мной на этот раз не пошел.
* * *
Поразмыслив насчет нашего соглашения, я пришла к выводу, что только выигрываю. Коган местный и знает, что интересного можно посмотреть, расскажет о городе. А если начнет напрягать, всегда можно ускользнуть одной, ничего ему не сказав. Не будет же он меня караулить у выхода из дворца весь день.
Вернувшись к себе, я засела за документы. Владыка молодец, расписал, как это будет на законодательном уровне, но он понятия не имел, как живут дети в приютах и что им надо. Следует столько всего охватить!
Заново изобретать велосипед не стала, просто попыталась перенести нашу систему в местные реалии. Но и без этого голова пухла, ведь сделать предстоит очень много. Во-первых, произвести реформу приютов, делая упор на образовании детей, а не на их трудовой повинности. А то хорошо гильдии устроились: мало того что сироты за бесценок
