– Я бы сказал, года три, может, четыре. По крайней мере, если этот ребёнок развивался в соответствии с современными нормами.

– Ты о чём?

– С полвека назад мы стали лучше питаться и меньше болеть всякой фигнёй, – без особой охоты пояснил мужчина. – Я знаю, как должны развиваться нынешние дети, потому что наблюдал за своими, но как они развивались, например, до революции…

– В смысле – до революции? – Алиса невольно округлила глаза, в которых плескался жгучий интерес, и подошла поближе. – Ты что, считаешь, будто… Невозможно!

– У богатого изверга совсем младенец был, – поддакнула Нинка. – Легенда прямо на это указывает. Не зря же призрак является с крошечным свёртком на руках, а не тащит за собой упирающегося низкорослого десятилетку.

– Такую встречу никто не перенёс бы, – поёжился Игорь. – Потусторонние силы наши чувства ещё щадят.

– Не потусторонние силы, а просто молва, – оживилась Алиса. – Опять же, мы не в курсе, до какого возраста дети тогда считались младенцами, но это и не важно. Я совершенно точно знаю, что в некоторых особенных случаях так называли даже умерших подростков, желая подчеркнуть, что они были невинны в плане интеллекта.

– В каком? – не поняла Нинка.

– Слегка отсталые или банально не блещущие умом и хорошими манерами, – перевёл Герман. – Причём это было распространено именно в семьях с деньгами и властью – таким было не с руки позориться перед всем светом, краснея за поступки подрастающих наследников, и в каких-нибудь фамильных летописях их называли младенцами, сглаживая неприглядность поведения. Что с младенца-то взять?

– Только меня удивляет, что вы оба об этом знаете? – медленно протянул Игорь, переводя подозрительный взгляд с Германа на Алису и обратно.

– Да, закралось тут некое странное совпадение… Надо же, мы оба ходили в школу!

– Неважно, – вклинилась Алиса, пока не разгорелся очередной конфликт. – Понятие «младенец» действительно довольно растяжимое, к тому же, будем откровенны, так легенда звучит красивее. Вполне возможно, что за долгие годы ребёнок дошкольного возраста стараниями пересказчиков трансформировался в совсем малыша. Это, кстати, логично, потому что я с трудом представляю, чтобы глубоко беременная беглянка пешком преодолевала такой путь через лес. С относительно подрощенным ребёнком путешествие должно даваться проще, чем с огромным животом.

– Всё как обычно, – покачал головой Игорь. – О возрасте Вольдемара ничего не знаем, но на коллективном собрании решили, что он скопытился в восьмидесятых, теперь подгоняем смерть ребёнка под сомнительные исторические факты, хотя…

– Скопытился!!!

– Ёпт твою мать, – подскочила Нинка. – Лис, не стоит так реагировать, это было очень давно.

– Очень давно у владельца имения были копыта! – Девушка чуть ли не приплясывала от радости, наводя на друзей некоторый ужас. – Ну вспомните легенду, все эти жуткие слухи, которые шли об упыре! Конечно, настоящими копытами он по паркетам не цокал, это тёмный люд сочинил, пытаясь его скотский характер описать, но что, если…

– У тёмного люда были и другие причины? – задумчиво произнёс Герман. – Например, некая ортопедическая особенность, позволявшая крестьянам считать зарвавшегося богатея близким родственником нечистого? А как они её увидели-то?

– Вряд ли он сам одевался и мылся, не царское это дело. И потом, он всех девок в деревне пере… тесно общался с ними, короче.

– Снова эта твоя уникальная деликатность, Игорёк…

– А что делать, если у меня шок: в кои-то веки я согласен с вашими бредовыми теориями. Серьёзно, я настолько плох, что Лискина версия кажется мне вполне правдоподобной. Нет, конечно, это всё вилами на воде писано, но не могу отрицать – стало интересно.

– Меня беспокоит Вольдемар, – продолжила Алиса. – С ребёнком понятно, легенде эта ситуация более-менее соответствует. Но Вольдемар… Получается, он тоже приходился тому богатому нелюдю каким-то потомком? Разве у него были ещё дети?

– История гласит, что жена родить не смогла, – напомнила Нинка. – Но побочных-то может быть сколько угодно. Вероятно, мужик и сам был не в курсе.

– Конечно, кто ж ему расскажет, раз он с крестьянскими девками так некрасиво обращался.

– А я бы, может, и рассказала, – неуверенно заметила Алиса. – Понятно, что жизнь у тех девок была хреновая, а родить от богатого мерзавца – это всё-таки шанс. Не женится, естественно, и ребёнка официально вряд ли признает, но отцовские чувства ещё никто не отменял: он вполне мог раскошелиться на какое-никакое образование, еду, крышу над головой… Терять-то этим девкам уже нечего, так почему не воспользоваться ситуацией?

– Интересная позиция, – странным голосом оценил Герман, и Алисе стало стыдно, хотя особых причин для этого вроде бы не было.

– Ты не понимаешь, что такое нищета, – хмуро буркнула она и вернулась к насущному. – Самое загадочное – каким образом Вольдемар сюда попал. Знал ли он о своём родстве с чокнутым владельцем имения, или это всё – чистая случайность?

– Для случайности как-то слишком, – сказал Игорь. – Если мы исходим из того, что Вольдемар – это отец Германа… Он здесь что-то искал, так? Приехал на стройку, чтобы найти нечто, казавшееся ему важным или ценным, например – связанное с его далёким предком.

– Вот это? – Алиса указала на сундук.

– Почему бы и нет? Мы не знаем, когда он тут всплыл, может, как раз во время стройки. И кстати, из-за чего Вольдемара убили, тоже не знаем. Проживающий в лесах тип утверждает, что это была самооборона, но с чего бы нам ему верить? И даже если так, обстоятельства могут быть очень разными.

– Особенно учитывая, что убийца до сих пор хранит скелет чужого ребёнка, погибшего в каком-то замшелом веке. Но мне всё же хотелось бы напомнить, что Вольдемар – не мой отец. Нет у меня фамильного копыта.

– Зато рога наверняка имеются, – себе под нос пробурчала Алиса. Он услышал, одарил её предельно мрачным взглядом, но комментировать не стал. – Правда, зачем убийце и сопровождающему его привидению чужой скелет? Почему они его хранили в сарае? Найти, в принципе, могли когда угодно – и во время стройки, и значительно позже или даже раньше. Но зачем делать из этого какую-то тайну? Сдали бы властям, либо, если светиться не хотели, похоронили бы потихоньку сами…

– Может, он для чего-то нужен? – задумчиво произнёс Игорь.

– Для ежедневных созерцаний на закате?

– Чтобы что-то доказать. – Герман наконец поднялся, прекратив рассматривать останки, и почему-то воззрился на Алису, будто говорил только с ней. – Тут два варианта: или убийство, или родство. Первое маловероятно, потому что это может иметь значение, только если труп относительно недавний, а судя по его состоянию, прошло довольно много времени. Родство же – дело бессрочное, бывает, что людям и спустя несколько поколений нужно иметь какие-то доказательства. Но…

– Если эти люди теоретически