Это случилось, когда она вошла вслед за Климом в дом его бабушки? Или когда постучалась в квартиру Юлии? Или когда выступила перед Кантонами за ужином? Или когда убедила горожан своей речью? Как бы то ни было, удачи одна за другой укладывали доски на подвесной мост над пропастью страхов, и вот уже Рина уверенно шла по нему к городской стене. Но шаг ее стал не таким твердым, когда она увидела в многослойной каменной кладке дыру величиной с зев пещеры.

«Какого размера Собирашка могла такое сделать?»

За проломом и гущей ветвей была видна освещенная окраина города, полная битого шифера, остовов стен и кирпичей.

– Ну и свалка, – прошептала Рина, раздвинув ветки кустарника и нервно озираясь по сторонам. – Думаю, нам нужен вон тот проулок. Да погоди ты, Клим, не торопись!

Улочка, на которую Рине предстояло попасть, была темной: кудесничьи фонари ставили только на основных улицах, а между домами обычно вешали маленькие светильники или гирлянды, которые сейчас не работали. Натан предупредил, что Собирашки редко бывают на окраинах города, где ничего особо интересного для них нет, но Рина никак не могла собраться с духом, чтобы выйти из укрытия. Она не видела Собирашек, но точно слышала их: кругом было полно подозрительных шорохов, и вдалеке что-то отчетливо грохотало. Это напоминало звуки стройки или завода. Рине резко стало жарко, даже ладони вспотели. Еще минуту назад готовая свернуть горы, она вдруг почувствовала, что не может сдвинуться с места.

– С-слушай, Клим, а ты ведь мастер в прокладывании маршрута. Ты мгновенно находишь дорогу в любых завалах. Сможешь быстро меня провести?

«Конечно!» – взбодрился велосипед.

– Тогда ты вперед, а я за тобой.

Аккуратно лавируя между разбитыми горшками, грудами кирпичей и поломанной черепицей, Клим поехал к темному проулку. Рина выскользнула из кустов и побежала за ним, почти не глядя под ноги от страха, и очень зря. На полпути к спасительной темноте она запнулась о железный штырь, торчавший из куска бетона, и шлепнулась руками в крошево мелких камней и шифера. К счастью, оба колена угодили в траву, проросшую прямо посреди улицы.

Рина выдала беззвучное «ох!», тут же подскочила и побежала вслед за велосипедом.

– Первый блин немножко комом, – выдохнула она, прижавшись спиной к воняющей плесенью сырой кладке. – Ты видел на той улице Собирашек?

«Нет», – ответил велосипед.

– Повезло, как обычно, – постаралась успокоить себя Рина. – Но их тут полно, точно тебе говорю. Шумят со всех сторон. Так, ладно. – Она постаралась восстановить дыхание. – Теперь нам нужен третий поворот направо. Только аккуратнее, помни, что нельзя включать свет. И не уезжай далеко от меня.

В проулке было тихо, не считая хруста под ногами, и в этой тишине Рина отчетливо слышала, как над ее головой закрываются ставни домов. Горожане поняли, что она здесь. И если в Эрге все ликовали при виде Странницы, то на севере она была символом разрушения. Рина даже боялась, как бы ей не скинули на голову цветочный горшок или кирпич, но никто ничего не скидывал, наверное, люди все-таки хотели освободиться.

Следующая улочка, длинная и прямая, выходила на освещенный проспект, где была почти та же картина, что и на окраине: разрушенные дома, развороченный памятник, всюду обломки, осколки, битые стекла и камни, между которыми как ни в чем не бывало зеленела почти весенняя от дождей трава.

– Притормози, Клим, – шепнула Рина, выпуская изо рта облачка пара. – Надо хорошенько все осмотреть.

На самом деле ей нужно было собраться с духом. На подвесном мосту закончились доски, и дальше предстояло шагать над пропастью, создавая их на ходу. Рина затаила дыхание и услышала тихий шелест, постукивание и писк позади себя. Волосы у нее встали дыбом.

«Так, спокойно, это мышь, – подумала она, с трудом не срываясь в панику. – Собирашки большие, а это что-то маленькое, и оно пищит. Это мышь или крыса. Или дикий кот. Их тут полно развелось».

Клим выдал очень тихое «дзинь», как бы говоря, что уже просмотрел дорогу, и это прозвучало для Рины как сигнальный свисток. Она бросилась вперед с таким энтузиазмом, что едва не обогнала велосипед.

Дома в очередном проулке были выше тех, что на окраинах, и нависали над головой темными скалами. Под ногами слабо шуршали волглые листья, нападавшие то ли с деревьев, а то ли со стен, увитых лозами хмеля. Рина не могла избавиться от чувства преследования. Она была уверена, что не только ее ноги и колеса Клима издают это шуршание, но боялась замереть и прислушаться.

«Это крысы, – убеждала она себя, до посинения пальцев сжимая зеркало, бесполезное в темноте. – Или коты».

В прореху между тучами выглянула полная луна. Рина в удивлении уставилась на нее, подумав, что наверху все-таки есть ветер, раз облака движутся. И тут что-то вцепилось ей в ногу и принялось быстро карабкаться наверх. Это что-то странно пищало. Оно было холодным, мокрым и гладким, как новорожденный крысеныш, упавший в лужу, но гораздо больше обычной крысы. Рина чувствовала все это, потому что закатала штанины, боясь намочить их в мокрой после дождя траве. Она заторможенно опустила голову и, увидев то, что вцепилось ей в щиколотку, завопила так, что сама чуть не оглохла.

Это была Собирашка. Маленькая уродливая Собирашка, состоявшая из фарфоровой кукольной головы в черных трещинах с волосами, вывалянными в грязи и листьях, громоздившейся на нескольких сцепленных между собой туловищах резиновых пупсов. К ним словно на невидимом клею крепилось не меньше десятка рук и ног разных размеров, с помощью которых Собирашка карабкалась на Рину, пялясь на нее черными провалами глазниц.

Это длилось всего секунду, прежде чем Рина отшвырнула ее и сломя голову бросилась прочь.

Кукольная гусеница резво скакала следом, пища, фарфоровые веки то опускались, то поднимались, и казалось, что Собирашка моргает. Она стремительно догоняла Рину, и та окончательно ударилась в панику и понеслась вперед со всех ног, не разбирая дороги.

– Быстрее, Клим! Быстрее!

Рина больше не думала о том, что ей нужно двигаться по маршруту. Не думала о том, что впереди могут быть другие Собирашки. Гораздо больше и опаснее этой. Сейчас она не могла думать ни о чем, кроме жуткой кукольной гусеницы, громыхавшей позади сцепленными магией туловищами.

Клим не мог вразумить Рину, как ни пытался. Ее надо было остановить, встряхнуть. Может быть, даже залепить ей пощечину, чтобы привести в чувство, но велосипед не мог этого сделать, и Рина бежала, сколько могла, с трудом различая в свете луны препятствия.

Она остановилась только возле освещенной