– Он и раньше с головой не слишком дружил, – заметила Натэла, – вот руки у него золотые, такой мастер отличный… а голова… уж очень он простой… Живет прошлым, старые легенды повторяет и верит, что и сейчас все так же…

– А ты, значит, не веришь? – прищурилась Даша. – Значит, дело в другом?

– Тише! – Натэла схватила ее за руку. – Про это не будем сейчас говорить! Не место.

– А о чем будем?

– О тебе. Я, ты знаешь, о тебе кое-какие сведения имею, а теперь хотелось бы услышать твою версию.

Даша посмотрела на Натэлу внимательно и встретилась с таким же пристальным, внимательным взглядом черных глаз. И заметила темные мешки под глазами и в самих глазах красные прожилки, какие бывают от хронического недосыпа или от тяжелых переживаний, и бледную кожу, и даже кровоподтек на шее.

– Они тебя что, пытали? – дрогнувшим голосом спросила она.

– Да не так чтобы… – Натэла показала глазами на спину Гоги и еще понизила голос: – Когда я увидела, что Михаил умер… вот его они пытали, у него сердце и не выдержало. А я и не успела ничего сказать, как он… один бандит, здоровый такой, вроде он у них не то чтобы за главного, но над этими старший…

– Которого сразу подстрелили?

– Ага, он. Так вот он ругался страшно – мол, что за мужик, сразу и перекинулся, мы его и не били толком… А я как увидела глаза Мишины мертвые – так и сознание потеряла. Очнулась в темноте, лежать неудобно и трясет. Ну, сообразила, что везут куда-то в багажнике. Бока все отбила, зато в себя пришла. Теперь ты! – твердо сказала Натэла. – Говори, каким ты боком в нашем деле!

– Ты не поверишь, – вздохнула Даша и скороговоркой поведала про дождь и телефонную будку.

– И не поверила бы, только такое придумать невозможно! – прокомментировала Натэла.

– А дальше еще интереснее будет, – снова вздохнула Даша, – потому что вместо того, чтобы выбросить из головы этот странный звонок, я поперлась на Измайловский. И не спрашивай, за каким чертом, сама не знаю.

– Наверно, так было предопределено… – совсем тихо проговорила Натэла. – Я, когда очнулась в машине, сообразила, что ничего хорошего впереди у меня нету, что нужно спасаться. Нашла под собой какую-то железяку, и когда открыли багажник, сразу кому-то в морду залепила. Может, и не сильно получилось, но он отскочил, а я вылезла, орать начала: «Спасите, помогите». Эти двое меня схватили, гляжу – рядом ворота старые, а напротив торговый центр светится.

– «Галеон»…

– Ну да, и оттуда на крики мои бежит мужик. Но не торопится, толстый, немолодой.

«Что, – говорит, – у вас тут стряслось, что за шум такой?» Один из бандитов его послал подальше, тот рассердился, ближе подошел. А старший ему и говорит: «Не видишь, что девка пьяная вусмерть, вот и орет, себя не помнит?» – И рот мне заткнул.

Но дядька не успокоился, ворчит, что покоя нету по ночам, ездят тут всякие, и дела творятся за забором нехорошие, и надо сигнализировать. А как отвернулся, тут его ножом один из бандитов и пырнул. Со спины да прямо в сердце, видно, попало. Меня за горло схватили, чтобы я не то что кричать – дышать не могла, в машину сунули, а дядьку того в центр понесли. Там второй выходит – что такое? А эти: упал твой напарник, видно, сердце прихватило.

– Они потом его тоже пришили, чтобы на него убийство свалить, а труп его спрятали в мусорке…

– Сам виноват, – равнодушно проговорила Натэла, – нужно было не зевать, на слово не верить. Закрылся бы в своей дежурке, вызвал бы полицию, так бы и жив остался. А меня они впихнули в машину и провезли на заводскую территорию, потом втащили в бывший цех этот, там наверху и заперли. Там же, где вы меня нашли. Связали и ушли, видно, с охранниками разбираться.

Утром старший меня растолкал, злой такой, и давай спрашивать, где ключ. Сказал, что, если не скажу, он меня на кусочки нарежет… ну и так далее. Ну, я же не красная партизанка, не стала ждать, когда и правда пытать начнут, выложила им про книгу.

«Так и так, – говорю, – все в книге спрятано». Так один у них дурак полный так обрадовался: ну, говорит, раз она нам больше не нужна, то можно я ее… старший как рявкнет, чтобы тот ко мне вообще близко не подходил. Потому что над ними свой главный есть, и, судя по всему, они его здорово боялись.

– Орбелиани?

– Тише… – встрепенулась Натэла. – Не надо имя вслух произносить. В общем, вернулись они, старший как двинет мне в живот. Ты, говорит, шутки над нами шутить вздумала? Так я сейчас тебя…

Я говорю – была книга, стояла на полке там-то и там-то. А куда делась – я понятия не имею. Тогда третий вспомнил, что книгу ту видел, только не знал, что в ней ключ спрятан. Еще ругались они, что кто-то полицию навел на квартиру, что Михаила сразу нашли. В общем, вспомнили, что девку какую-то видели на лестнице, и полиция ее, то есть тебя, ищет… Я-то думала, что это Маруся…

– Про Марусю могу рассказать в двух словах…

Получилось не два слова, а чуть больше. Натэла недовольно нахмурила брови.

– Вот, значит, как… вместо того, чтобы что-то сделать, она решила, что спасение рук утопающих – это дело рук самих утопающих, как раньше говорили.

– И спаслась! – подхватила Даша. – Соседи сказали, что видели ее с чемоданом, скрылась в неизвестном направлении. Скорее всего, в направлении аэропорта.

– Да… Гоги по-другому о ней думал, а мне она никогда не нравилась… Серьги ей сделал на память, как мне. А мои один из бандитов забрал, я сама отдала, чтобы уши не рвал. Прикольные, сказал, отдам Ирке. Ну, Ирке они впрок не пойдут, уж это я точно знаю.

– Эта Маринка Бабочкина тоже их носить больше не будет, она одну потеряла. – Даша рассказала, как было дело, не вмешивая сюда перестрелку в елисеевских подвалах. – Я Гоги по сережке этой и нашла, его в специфических кругах знают, – призналась она.

– Ну да, всего три пары Гоги таких серег сделал особым старинным способом, они заговоренные. И только тот их носить сможет, для кого они сделаны.

Даша хотела спросить, кто же третья женщина, которой Гоги сделал серьги, но поняла, что ответа не получит.

– Ты нашла ключ? – спросила Натэла.

– Нашла. Он в надежном месте… – Даша постаралась сказать это как можно тверже и увереннее, хотя на душе