Мы с Тедди начинаем плыть по течению – получается быстро и без усилий. Очень скоро Большая Рита остается далеко. Дно ступенькой опускается ниже, и мы глубже проваливаемся в холодную воду. Тедди начинает плыть по-собачьи. Я слышу, как Большая Рита что-то кричит, но не могу разобрать слова – вода шумит в ушах и в носу. Во рту появляется привкус ила.

Я продолжаю хихикать, когда Тедди ныряет. И я думаю: ого, мой братец здорово умеет задерживать дыхание, а потом раздается громкий плеск, как взрыв в воде, и Большая Рита уже в речке – длинноногая, длиннорукая, в юбке, кружком распластавшейся по поверхности.

Она вытаскивает тяжело дышащего Тедди на сушу, снова и снова спрашивая, в порядке ли он. Тот кивает и откашливается. Большая Рита выбирается на грязный берег и садится на корточки. С нее течет вода, сквозь промокшую блузку видна широкая лямка бюстгальтера.

– Боже. Ну ты меня и напугал. – Она, кажется, потрясена больше самого Тедди. – Никогда так не делай.

Мне становится стыдно: я-то не заметила, что Тедди в беде. Я перевожу взгляд на Леснушку. Что-то изменилось. Сперва я не понимаю что. Потом до меня доходит, что она лежит на другом краю одеяла, уже не рядом с корзинкой, а с противоположной, дальней стороны, на животе, а не на спине, и пальчиками ног зарывается в траву.

– Малышка переползла.

Большая Рита медленно поворачивается и моргает, будто думает, что ей почудилось. Потом направляется к одеялу неожиданно нервной походкой.

Я поднимаю Тедди на закорки и отправляюсь следом, пошатываясь под его весом.

– Она уже научилась ползать. Так и знала, что она у нас умница.

Большая Рита хмурится и бормочет что-то о том, что в таком возрасте малышке еще рано ползать. Она оглядывается по сторонам, всматриваясь в деревья. Но из-за яркого солнца подлесок кажется совсем черным – ничего не видно.

– Наверное, она как-нибудь перекатилась и… – Большая Рита мотает головой и смотрит на корзинку, потом на растрепанный краешек одеяла, как будто все это части головоломки, которую никак не получается разгадать. – Нельзя было ее оставлять. Даже на секунду. – А потом она делает то, чего никогда раньше не делала, по крайней мере при нас: она целует малышку в макушку. – Пойдем.

Мы возвращаемся молча. Моя спина начинает ныть под тяжестью Тедди, который забывает, что нужно держаться покрепче, и в полудреме утыкается подбородком мне в плечо. Я радуюсь, когда вижу поленницу, маячащую среди деревьев, словно древний монумент. Вот и забор. Я поднимаю взгляд на окно маминой спальни. Мне не терпится рассказать ей, как мы провели день. Шторы все еще задернуты. Оконное стекло как будто запотело. Наверное, она очень устала.

Мы обходим дом, строя предположения о том, что мама будет есть на ужин. Первый вариант: пирог с пикшей и яйцом, который принесла Мардж, и салат «Айсберг». Второй вариант: салат со свиной рулькой. Большая Рита говорит, что мы все должны хорошенько отмыться в ванне, прежде чем заходить на кухню. И все снова кажется таким правильным, хорошим и солнечным – пока мы не выходим из-за угла дома к главным воротам. Мы все замираем – даже время останавливается – и смотрим, с трудом веря своим глазам.

Перед домом под странным углом припаркована серебристая спортивная машина. Она явно влетела в ворота на большой скорости, перечеркнув глубокими бороздами подъездную дорожку и наш золотой вечер.

28

Рита

– НИКОГДА НЕЛЬЗЯ стрелять, не зная, как далеко улетит пуля, – говорит Рита, повторяя слова Робби. Она до сих пор не пришла в себя после того, как вчера увидела машину Дона, зловеще поблескивающую у ворот. Покрытая вмятинами, она напоминает своего хозяина – любителя острых ощущений, который водит так же, как живет. Да и стреляет, наверное, тоже.

– Вот как, Джон Уэйн[8]? – Дон прицеливается и снова стреляет. Грохот разносится по лесу и эхом отзывается у нее в ушах. Где-то вдалеке дерево роняет листья. Дон поворачивается к ней с хищной ухмылкой, открывающей взгляду розовые десны.

– Пуля может продолжить полет. Чтобы стрельба была безопасной, нужно точно знать траекторию пули. – Она с удовольствием вспоминает мудрость, которой поделился с ней Робби. – А вы не знаете.

– Понятно. – Он поднимает одну бровь, глядя на Риту одновременно презрительно и развратно.

Она отводит взгляд и наклоняется к Тедди – тот в полном восторге от грохота и жестокости, которую сулит стрельба.

– А ну-ка в дом, – шепчет Рита. – Живо.

Улыбка сходит с лица Тедди.

– Но Дон обещал научить меня стрелять.

– Дважды я повторять не буду, Тедди.

– Но…

Дон подмигивает ему:

– В другой раз, дружище.

Рита провожает взглядом Тедди, который возвращается в Фокскот, жалуясь на несправедливость и демонстративно пиная ветки под ногами, чтобы впечатлить Дона. Калитка раскачивается у него за спиной. Ба-бах. Ее бы смазать – или что там обычно делают с петлями. Ба-бах. Рита вдруг вспоминает, как проснулась сегодня утром и обнаружила, что калитка широко распахнута, хотя перед сном всегда проверяет, надежно ли защищен дом – насколько это возможно с таким дырявым забором. Еще она заметила, что клумбы под окном гостиной помяты, а след из растоптанных лепестков тянется к мощеной дорожке. Пожалуй, в сад мог заглянуть любопытный олень. Лучше бы так и было. Но ее мысли то и дело возвращаются к Фингерсу, Зеленому человеку-альбиносу. А потом по спине пробегает холодок: она вспоминает, как малышка вчера оказалась на другом конце одеяла, не там, где ее оставили. Как будто кто-то взял ее на руки, пока Рита отвлеклась на Геру и Тедди. Но наверняка малышка как-нибудь сама переползла. Нужно выбросить это из головы, которая и так ничего не соображает от усталости.

– Вот бы вы и со мной поговорили таким тоном, Рита, – произносит Дон, разгоняя роящиеся мысли.

Его неправдоподобно голубые глаза сверкают из-под лениво прикрытых век, и улыбается он так, будто путает ее с какой-то другой женщиной, намного более привлекательной.

Еще он снял свою белую рубашку – совершенно беспричинно, ведь сегодня не жарко, – открывая взгляду грудь, на которой клином растут вьющиеся темные волосы – словно стрелка, указывающая на выпуклость в паху. Пугающе тесные джинсы клеш облегают все, не оставляя ничего воображению. Рита очень старается туда не смотреть, но у нее такое ощущение, что он видит ее усилия и получает от этого удовольствие.

– А что, вы и отшлепать можете?

Ее лицо вспыхивает. Она прикрывает рукой краснеющую щеку