козырьком, но деревья пересекают мое поле зрения, оставляя только обрывки, а разглядеть недостающие фрагменты можно только двигаясь из стороны в сторону – но это выдаст мое местоположение. Что бы там ни было, оно успевает исчезнуть.

Я жду еще немного – животное не возвращается, – а потом начинаю болтать ногами, задевая грубую кору голыми ступнями. Сегодня мне нравятся мои ноги. Они уже не похожи на ноги толстой девочки. То ли загорелые, то ли немного грязные – отличить одно от другого довольно сложно. Подошвы постепенно грубеют, роговеют и привыкают к ходьбе без обуви. Я чувствую себя свободной. Скоро моя криво отрезанная челка начнет убираться за уши и я, глядя в зеркало, уже не буду каждый раз вспоминать мамин крик: «Господи, что ты сделала с волосами?!» Солнце сияет, его лучи льются сквозь ветви. Свет такой приятный, янтарный и мягкий. Как будто смотришь на мир сквозь брусочек мыла «Пирс».

Я улыбаюсь. Такое ощущение, что с появлением малышки все изменилось. Она озаряет своим присутствием темные уголки Фокскота, наполняя дом своими забавными звуками, запахами и всякими штуками: бутылочки и резиновые соски на сушилке для посуды, серебряная погремушка на диване, детские одежки на решетке возле камина, похожие на маленьких веселых привидений. Она волшебным образом повлияла на маму, которая успела резко измениться за эту неделю: она уже не сонная, не в отключке, от нее не веет холодом, как от темного подвала. И она больше ни разу не надевала солнечные очки. Я горжусь собой: в конце концов, это ведь я нашла малышку. Я уверена, что Леснушка это знает. Вчера вечером она мне улыбнулась. Рита сказала, что я выдумываю, но это не так.

Малышка занимает все мои мысли и мешает им свернуть не туда. Например, я постоянно забываю таскать еду. Резинка от трусов мне уже не давит и не оставляет красную полоску. Сегодня утром у меня даже заурчало в животе. Я вдруг начинаю верить, что мы не обязаны вечно оставаться такими, какие есть. И что семья, в которой мы родились, – это не безвыходная ловушка, не стеклянный колпак, как террариум Большой Риты, в котором растения заперты навсегда. Семья может образоваться и без кровного родства. Иногда случается что-то хорошее. Например, можно зайти в лес и наткнуться на прекрасную малышку.

– Тебя зовет Большая Рита! – Из зарослей выскакивает Тедди. Он в одних трусах, разгоряченный, взволнованный и загорелый. – В дом! Скорее!

Я спрыгиваю с пенька и бегу в сад, где обнаруживаю, что Большая Рита меняет малышке подгузник на лужайке, тихо воркуя над ней и корча смешные рожицы. Заметив нас, она тут же прекращает, как будто забылась на секунду, а мы застали ее врасплох. Рита говорит, что мама пошла наверх, потому что ей пора отдохнуть, а нам всем лучше ей не мешать. Как насчет пикника?

Если кому и пора отдохнуть, так это Большой Рите. У нее под глазами фиолетовые синяки, руки постоянно что-то моют и скребут мочалкой: «Малышам нужна идеальная чистота». Но у меня такое ощущение, будто она пытается оттереть что-то, чего никто, кроме нее, не видит.

Большая Рита заставляет нас с Тедди обуться, и мы отправляемся в путь. Малышку она несет на руках. «Тяжелая, как мешок картошки», – жалуется Рита, но отказывается доверить ее кому-то другому. Моя задача заключается в том, чтобы нести плетеную корзину для пикника и следить за Тедди, который то и дело убегает и норовит залезть на дерево. Сливочный свет становится все гуще.

Время от времени Тедди останавливается и подбирает палки, потому что Робби пообещал научить его резьбе по дереву – на самом деле это только повод лишний раз увидеться с Большой Ритой. Мама пришла в восторг: «Какая прекрасная идея! Ты же не хочешь быть как отец, который не в состоянии даже мясо порезать, правда, Тедди?»

Ее замечание заставило меня вспомнить все это – те самые кошмарные семейные обеды по воскресеньям, когда папа корячился над сероватой ножкой ягненка, сжав зубы и с силой распиливая мясо, будто никакая это не баранина, а сам Дон Армстронг.

Мы выбираем место на берегу речки, где дрозды и жаворонки прячутся от послеобеденной жары и поют на самых высоких ветках. Большая Рита расстилает дырявое старое одеяло. Я выкладываю на тарелку пирог, слизывая вытекший джем с пальца. Тедди раздевается и голышом прыгает в воду, а мы смеемся. Его ноги загорели по краю трусов, а пятая точка осталась синюшно-белой. Вода доходит ему до середины бедра, журчит вокруг него, прозрачная как хрусталь, а мелкие рыбешки бросаются врассыпную и кружат возле его коленей.

Я переодеваюсь в купальник под полотенцем, как обычно делаю в школе, чтобы никто не увидел мои соски, похожие на мышиные носики, и трясущийся животик. Я прыгаю в воду, ахнув от резкого холода, и прячусь под водой.

Большая Рита подбирает подол своей хлопковой юбки и тоже заходит в воду. Она очень медленно опускает ножку малышки в воду и так же медленно поднимает ее. Затаив дыхание, мы ждем, что Леснушка сейчас расплачется. Но она молчит. Ее хорошенькое обезьянье личико становится внимательным и серьезным, как будто она задумалась об этой странной штуке – воде. Мы снова и снова окунаем ее ножку в воду, и малышка начинает издавать довольные булькающие звуки. Мы смеемся. Солнце припекает нам спины. Тедди опускается под воду с головой и выныривает, как сумасшедший. Вымокшие кудри липнут к его голове. Я забываю о том, как выгляжу в купальнике, и просто наслаждаюсь тем, как вода обтекает мое тело. И кажется, что это никогда не закончится: солнце, желтые водяные лилии возле берега, синие стрекозы, кусок бисквита, ждущий в корзинке для пикника. А может, оно уже закончилось и я вспоминаю все это откуда-то издалека.

После пикника Большая Рита вытирает малышку кухонным полотенцем, меняет ей подгузник и припудривает ее тельце детской присыпкой «Джонсон». Потом она объявляет, что пора возвращаться.

– Слишком много мошек. Чем ближе вечер, тем сильнее здесь начинаешь чесаться, – говорит Рита, застегивая кнопки на комбинезончике малышки.

Мы с Тедди начинаем возмущаться: нам сто лет не было так весело, как сегодня. Но Большая Рита слушает не нас, а малышку, которая смотрит на нее своими огромными глазами и издает тихие звуки, как будто пытается заговорить. Пользуясь моментом, мы снова спрыгиваем с берега в речку, визжа и поднимая столб брызг.

– Господи Иисусе, – стонет Большая Рита, сдерживая смех, и укладывает Леснушку на одеяло рядом с корзинкой для пикника. Малышка