Видишь ли, супруга Моретти умерла при родах и жениться во второй раз магнат посчитал накладным. Тем не менее, любовниц имел бесчисленное множество. И хотя он менял их по десять раз в год, они не держали на него зла: Моретти был щедр, великодушен и даже после разрыва продолжал решать их финансовые проблемы, в особенности если в союзе был рожден ребенок. В его фаворитки мечтали попасть многие ушлые барышни, но искал он себе подруг исключительно среди моделей и изредка — актрис.

— Как типично, — презрительно поджимает губы мама. — Поиграть с одной куклой, заскучать и сразу приняться за другую. Он, должно быть, был мерзким человеком.

— Он, должно быть, был несчастным человеком, — мимоходом возражаю я. — Выбирая этих женщин, он знал, что лишь деньги делают его привлекательным в их глазах. По сути он оставался одиноким.

— Мне он не показался ни мерзким ни одиноким, — хмыкает Саймон. — Не забывайте, что у него была «Империя», которую он боготворил. Вряд ли что-то кроме нее имело для него ценность. По крайней мере, пока он не повстречал Франческу Скварчалупи. Но дайте же мне рассказать. Как и положено, она была моделью, довольно малоизвестной, и, на первый взгляд, ничем не отличалась от его предыдущих пассий. Темноглазая красавица, влюбленная в роскошь. Они встречались месяц, другой, третий. Зная привычки Моретти, газетчики предсказывали их бурному роману скорый конец, однако время шло, а конца все не было. Минул год, а они все еще обнимались на фотографиях, сделанных на светских раутах. Общественность тогда не на шутку переполошилась, журналисты откуда-то раздобыли биографию Скварчалупи и муссировали детали в высосанных из пальца статьях вроде «Как удержать плейбоя?» или «Десять секретов обольщения от укротительницы волков». Конечно, все это были домыслы: никто не знал, в чем заключался секрет Скварчалупи, но очевидно, что-то особенное в ней все же было, если спустя двадцать с лишним лет после смерти жены Моретти сделал ей предложение. Скварчалупи, немного помучив его сомнениями, согласилась. Однако счастье молодоженов было недолгим. Через год после свадьбы Моретти скончался. Вскрытие показало, что смерть наступила в силу естественных причин, от кровоизлияния в мозг, и как бы ни хотелось журналистам опорочить молодую вдову, у них не было для этого оснований. Однако оглашение завещания не просто поставило Скварчалупи под дуло всеобщих подозрений, но и обернулось вопиющим скандалом. Дело в том, что всю «Империю», от первого кирпича до последнего цента, Моретти завещал супруге, а детям оставил лишь скромные денежные компенсации. Это было немыслимо. Чтобы длинноногая двадцатилетняя выскочка без высшего образования владела компанией с миллиардным оборотом? Чтобы Моретти, оплативший учебу своих сыновей в университетах Лиги Плюща, дабы подготовить к тому, что их ждет, мог всерьез рассчитывать, что его жена со всем справится? Бывшие любовницы магната объединились в коалицию и настояли на повторном расследовании, и пока оно продвигалось, брызгали ядом с газетных полос и телеэкранов. Никто не верил в невиновность Скварчалупи, казалось, вся шоколадная индустрия жаждала возмездия. Но, как и утверждал нотариус, завещание было подлинным. Нашлись десятки свидетелей, которые могли это подтвердить, и даже нанятые любовницами специалисты-графологи, сравнив образцы почерка, лишь развели руками. Смерть была убедительной. Решение Моретти — неоспоримо. Легендарная «Империя» перешла в руки Скварчалупи, и, как и было предсказано, она начала с того, что инвесторы называют реструктуризацией, то есть уволила весь персонал и продала с молотка здания, оборудование, технологии и даже незадействованное сырье — абсолютно все. Так компания с многовековой историей перестала существовать, а твой Вонка, Элизабет, остался единственным волком в лесу, у кого еще были зубы. На часть вырученных денег Скварчалупи начала строить свою компанию, более чем скромную по сравнению с «Империей», и затаилась. Несколько лет о ней никто ничего не слышал. И вот теперь, Лиззи, ты говоришь, что Скварчалупи приехала сюда и предложила мистеру Вонке партнерство. Ты понимаешь, чем это чревато?

— Она хочет содрать с него шкуру, — отвечает за меня мама, пока я пытаюсь подавить нервную дрожь. Мои глаза уже на мокром месте, кончики пальцев холодные как лед. Боже мой! Кто бы мог подумать, что милашка Франческа способна на такое?! Бедная фабрика! Бедный Вонка! Если с фабрикой случится то же, что и с «Империей», Вонка не переживет! А вдруг… вдруг его жизнь уже в опасности? Надо немедленно рассказать ему все!

Меня мутит, в горле встает ком. Я вскакиваю с места и, на ходу прощаясь, вылетаю в прихожую, где, накинув на себя пальто и не теряя времени на то, чтобы застегнуть пуговицы, распахиваю дверь наружу.

— Лиззи, Лиззи! — выскакивает вслед за мной взволнованная мама. — А Чарли?

— Я вернусь утром. Все равно не хочется ее будить, — скороговоркой выпаливаю я, застегивая сапоги. — Приготовь ей, пожалуйста, блинчиков, Чарли от них без ума. Только смотри, чтобы не увлекалась шоколадной пастой.

— Я… хорошо.

— Все будет хорошо, Лиззи, не волнуйся. Вилли Вонка найдет способ, как расправиться со стервой, — успокаивает меня Саймон. — Если что, скажи ему, что у меня есть контакты прекрасных финансовых и юридических консультантов и за небольшие комиссионные я могу свести его с людьми, которые решат все его проблемы.

Не размениваясь на ответ, я выскакиваю на холод и перепрыгиваю через обледеневшие ступеньки, чудом при этом не рухнув с крыльца. Стук в висках становится невыносимым. Только бы успеть, только бы не было слишком поздно.

Но не сделав и пары шагов, я замираю на месте. У дома стоит малиновый «Феррари», весь новенький, блестящий, как на фото в каталоге, с огромной эмблемой WW на крыле… так, минуточку, что это? Зрение подводит меня? Я быстро моргаю, но видение не исчезает. EW — упрямо говорит мне вензель. Несмотря на холод, верх машины откинут, и Вонка, сидящий за рулем в цилиндре и очках-авиаторах, жестом подзывает меня к себе. Я иду вперед, чувствуя, как с каждым шагом кости превращаются в пластилин.

— Хорошо, что ты вышла, Элли! Значит, я как раз вовремя! — приветливо улыбается Вонка. — А где девочка? Мне стоит начинать радоваться? Ты нашла ей новый дом?

— Она уснула. Я приду за ней завтра. А где лифт? — я отвечаю на автомате и также на автомате забираюсь в салон и пристегиваюсь ремнем.

— Дома, конечно, — разочарованно хмыкает он. — Я хотел преподнести тебе подарок эффектно, чтобы ты завизжала от радости. Но ты этого не сделала и теперь я расстроен. Хотя тут, на этой… штуковине, даже твой вензель есть — ты заметила? У тебя