одиноких, как дорожные указатели на отдаленных автотрассах. Но абсолютно гладких линий нет. Не бывает в природе. В жизни каждого когда-нибудь происходят события, разделяющие время на «до» и «после». Точки невозврата, перейдя которые, прежним уже не будешь. Наверное, лучше всего, когда их наступление внезапно: жизнь просто переписывает правила, забыв поинтересоваться твоим мнением, а ты учишься принимать новую действительность. Хуже всего, когда судьба предоставляет тебе выбор. Когда необходимость принятия решения необратима и кем ты проснешься на следующее утро, зависит только от тебя. Мгновение, от которого бросает в дрожь. Я, может, и томлюсь по недостижимым вершинам, но перемен не хочу, жить предпочитаю в статике и выбираю стабильность. Правда, чтобы мечты сбывались, нужна динамика. Чтобы быть любимой, нужно научиться любить самой, чтобы быть нужной, необходимо себя отдавать, чтобы достичь цели, сперва надо бросить вызов. Чтобы все складывалось так, как ты хочешь, надо не бояться принимать решения. Или за тебя их примут другие.

— У тебя есть выбор, — загробным голосом говорит мама. Пора привыкнуть к тому, что все ее реплики — это клише, подчерпнутые из третьесортных романов и мыльных опер, но я чувствую раздражение.

— Ты по чаинкам прочитала?

Две дымящиеся чашки с чаем и субботний задушевный разговор. На днях мама в очередной раз сделала пластическую операцию. Неудачно. Ее отутюженное лицо отныне приобрело выражение радостного удивления, заказав путь проявлению большинства естественных человеческих эмоций.

— Лиззи, пожалуйста, я лишь хочу, чтобы ты знала, что я поддержу любое твое решение.

— Ам-м, — нечленораздельно мычу я. То ли из-за пластики, то ли ей так хорошо удается держать себя в руках, но мамино лицо непроницаемо. — Я не ослышалась? Ты в самом деле считаешь, что я хочу… и-избавиться от него?

— Слава богу, — мама шумно выдыхает через нос, улыбаясь своей новой глупой улыбкой. — Слава богу, ты не хочешь. Срок еще сравнительно небольшой, а ты говорила с таким видом, что я… что я решила, ты пришла…

— Заручиться твоей поддержкой? — я обжигаю язык, делая жадный глоток из чашки. Все чтобы не наговорить лишнего. — Даже не знаю, радоваться ли мне, что у тебя не возникло желания избить меня мокрым полотенцем…

— Ты уже большая девочка, Лиззи, — мама опускает глаза, медленно разворачивая конфету в серебристой обертке. Ее наманикюренные пальцы дрожат. Я знаю, есть конфету она не станет: уже далеко за шесть — но она слишком сконфужена, чтобы смотреть мне в глаза. — И вольна строить свою жизнь из тех кирпичиков, из каких считаешь нужным. Я верю, что принимая решение, ты осознаешь последствия…

Снова чьи-то чужие слова, затертые многократными повторениями до полной потери смысла. Когда в маме включается режим генератора штампов, с трудом веришь, что она способна жить своим умом, а не бесконечно проецировать на себя чужие представления. Впрочем, хотеть того же что и другие — это тоже вопрос выбора, тоже проявление воли. И если она живет в гармонии с собой, то так тому и быть.

— Я думаю об этом каждый день, каждый час, — признаюсь я, опуская в чай кубик сахара. — Нет-нет, не о том, чтобы сделать то, в чем ты меня заподозрила, не надо вздрагивать. Я хочу этого ребенка больше всего на свете. А о том, какие альтернативы вообще возможны в моей ситуации.

— Альтернативы? — она так старательно произносит каждый звук, словно пытается пережевать мое слово.

— Ну да, — я машинально забрасываю еще один кубик сахара. — У меня была даже глупая идея ненадолго уехать за границу под каким-нибудь отвлеченным предлогом и родить ребенка там. А здесь, в нашем городе, подыскать хорошую бездетную семью, ну и знаешь, как это бывает… Приходить в гости по воскресеньям, баловать, приносить сладости. Стать крестной матерью для него… или для нее. Да, стать доброй феей крестной, — моя рука вздрагивает, и ложечка звякает о стенку чашки. — Нет, ну не идиотка ли я? Как будто я смогу жить как ни в чем не бывало, когда мой ребенок будет называть мамой другую женщину. О господи, у меня будет ребенок… Нет, это что-то запредельное… — Я роняю голову в ладони, локти — на стол. — Ты веришь в это? Я вот нет. Ни капельки, — бормочу я, потом отвожу руки от лица. — Страшно подумать, что меня ждет… Мне кажется, у меня ничего не получится. Да и вообще… что я знаю о взрослой жизни?

— А чего о взрослой жизни ты не знаешь? — мама улыбается, и трагический момент приобретает оттенки фарса.

— Ты не понимаешь…

— Так объясни, я хочу понять.

Я тоскливо смотрю на золотую волну, окаймляющую фиолетовую чашку. У нас дома вместо волны стоял бы золотистый вензель WW.

— С одной стороны, я живу взрослой жизнью, но с другой стороны, все это только маскировка. Я не принимаю никаких важных решений, от меня не зависят судьбы других людей, я не делаю ничего, что имеет какое-то ключевое влияние на внешний мир. Я пользуюсь благами, которые для меня создали другие. Я сижу у этого мира на шее — но так делают дети, им позволительно, ведь у них все впереди, они внесут еще свою лепту… А я? Я ничего не знаю об этой жизни: политика, экономика — все это в параллельной вселенной. Я играю роль взрослой, но ею не являюсь. Но я и не хочу никаких забот: я люблю праздность, веселье, фантазии. Это же неправильно…

— Лиззи, детка, но ты сейчас описала как минимум половину населения земного шара, — от изумления мама надкусывает конфетку, которую все это время теребила в руке, но, одумавшись, выплевывает ее обратно и кладет на край блюдца. — Взрослого населения, я имею в виду. Да и куда там половину: три четверти точно. Не всем же место в учебниках истории. Ты исполняешь свою роль, и хотя тебе она кажется более чем скромной, поверь мне, она ничуть не менее важна, чем другие. Главное, ты любишь то, что ты делаешь, вкладываешь в это душу. Это твое призвание. Маленькое? Я бы так не сказала. Ты работаешь с детками, ты для них, ну как это сказать, проводник в будущее. К тебе они приходят с вопросами, а уходят с ответами. И ты говоришь, это не важно? А ты знаешь, есть женщины, которые не работали ни дня — так что же, их жизнь ничего не стоит по твоим меркам? Их нельзя назвать взрослыми?

— Я не хотела тебя обидеть.

— Я и не приняла это на свой счет — ты, кстати, вообще знаешь, как популярны мои лампы в форме сов? Да,