Шрифт:
Закладка:
— Подыхали… кто? — переспросила ошеломленная Аюна.
Лицо Станимира исказилось от досады. Шерех, ни на кого не глядя, вновь грянул по струнам и заревел:
— Бей! Раздавай удары!
Сердце земли храня,
Пепел отцов убитых
Жжет нас до смертного дня.
Подлый не будет смелым,
Сотни даря смертей,
И обратятся в стрелы
Слезы малых детей…
Сидящие за столами воины дружно подхватили слова. Это была известная и любимая многими песнь — может, слишком мрачная для пира, но сразу берущая за душу. Для многих же то, о чем в ней пелось, было их собственным недавним прошлым…
— Встретишь — убей арьяльца!
Спроса нет с мертвеца!
Клятвой над кровью Мравца
Скреплены наши сердца!
Месть нас вела в столицу.
Месть создала отряд.
Месть выбирала лица,
Смертный копила яд.
И наплевать на раны,
Радостна смерть в бою!
Стоны родни Кирана
В сердце моем поют!
Аюна, застыв и подавшись вперед, внимала грозному пению. Она мало что понимала, но среди вендских слов то и дело поминались Вейлин, арьи, столица, а особенно часто звучало имя Кирана.
«Что там сказал седой вождь? Пока родня Кирана подыхала в болоте…»
Ей живо припомнилась темная история, наделавшая в столице много шуму. Матушка Кирана, ее дочери и племянники отправились из столицы в свои южные поместья, да так и не доехали — исчезли бесследно по пути… Совсем как она сама…
Она повернулась к Станимиру, который уже не пытался прервать пение соратника, а сидел и слушал с новым для нее выражением мрачной гордости на лице.
— О чем поет Шерех? Это же неправда, что ты погубил семью Кирана?
— Правда, — кратко ответил он.
Аюна, не веря своим ушам, уставилась на князя:
— Но как же так?! Это же… это…
Она не находила слов, чтобы высказать обуревавшее ее возмущение и ужас.
— Как ты мог?!
— Тебе в самом деле хочется это знать?
— Конечно же! Или ты думаешь, я просто болтаю?
— Тогда говори потише, а я тебе расскажу.
Улыбчивое лицо Станимира стало холодным и жестким.
— Мой отец погиб на том самом холме, возле которого мы с тобой встретились в первый раз. Накхи по приказу государя Аратты не посчитались с тем, что это святое место, и коварно истребили цвет вендской знати. Кстати, среди тех, кто попал в плен на том холме, был и Шерех. Он несколько лет провел в рабстве у накхов, прежде чем ему удалось сбежать… Но я продолжу о себе. Когда отец погиб, лютвягами стал править его младший брат. По обычаю он предложил моей матери выйти за него замуж, но она не желала даже думать о новом муже. Вскоре мы уехали погостить к деду в земли дривов — так мы называем болотных вендов. Мой дед был их князем. Думаю, он прочил меня себе в наследники. Я прожил там несколько лет, подрос, но еще не вошел в воинскую пору…
И тут появились арьи. Дед был славным правителем. Это он построил Мравец — арьи потом лишь окружили его высокими стенами. Когда враг подступил к городу, дед вывел своих воинов в поле. У вендов прежде не было принято отсиживаться в крепости. Если один род шел войной на другой, мужчины сходились лицо в лицо.
— Разве у вас не было луков? — спросила Аюна.
— Конечно были. Венды — прирожденные охотники, а в землях дривов великое множество озер, рек и ручьев, где можно охотиться на птиц. Однако сама мысль о том, что на человека можно охотиться, как на птицу, вендам была глубоко противна. Если ты желаешь гибели своему врагу — порази его своей рукой, а не трусливо, издалека. Кстати, накхи считают точно так же. Много поколений мы вели с ними кровавые и жестокие войны. Но мы воевали честно… Так вот, когда арьи окружили Мравец, дривы встали в виду врага, готовые к схватке. Я сам это видел. Дед не взял меня, считая, что я еще слишком мал, но вместе с другим мальчишками я прятался в окрестных кустах, надеясь, а вдруг понадобится наша помощь. Рассказывать, что было дальше?
— Говори, — тихо сказала Аюна.
Она, впрочем, представляла, что он расскажет. Ей ли было не знать, как у арьев принято вести бой…
— У дальнего конца поля стоял десяток колесниц. На одной из них я увидел Кирана. Он приказал, и с обеих рук на стоящих среди чистого поля дривов устремились конные лучники. Мой дед и все его люди там и погибли, даже не сдвинувшись с места. Накхская Битва Позора повторилась — только у нас не нашлось своего Афая, который кинулся в ноги арьям и вымолил жизнь своему народу… В то время я этого не знал — лишь видел, как венды падают, утыканные стрелами. Спаслись лишь мы — подростки. Киран отдал Мравец на разграбление. Среди пленников мужчин не было — лишь женщины и малые дети, — но и их Киран продал в рабство. Когда он вывел их и погнал к тракту, мы крались следом. Во время ночевки напали. Тогда я убил трех своих первых арьев — они спали и даже за оружие не успели схватиться. Клянусь, я испытал лишь невероятную радость, втыкая сулицу в их тела!
Станимир произнес это с вызовом, но, видя, что Аюна смотрит на него застывшим, непонимающим взглядом, пояснил:
— Мы, венды, прежде считали недостойным нападать на спящих. Теперь, как видишь, у нас есть и высокие стены, и боевые луки. Когда Киран объявил о наборе вендской стражи, я был первым, кто вступил в нее. И я привел мальчишек из Мравца. Вон погляди, воевода Илень — один из них. Потом, если пожелаешь, он расскажет тебе свою историю. Я удивлюсь, если ты не будешь плакать навзрыд… И что же, после всего этого ты упрекаешь меня, что я заморил голодом родню Кирана? Отчего же? Семья за семью!
— Так поступают только дикари, — пробормотала Аюна.
— Ладно, скажу иначе. Ты хорошо слушала песню? За нами в
