было удивление царского зятя, когда он узнал, что вендская стража проследовала прямиком в свои исконные леса! Мать, сестры и племянники Кирана стали заложниками. Их оставили на крошечном островке среди огромной топи. Найти их было несложно — отчаянными криками они оглашали всю округу… — Янди горестно вздохнула, бросив украдкой взгляд на угрюмого мохнача. — Когда погоня Кирана нашла их, все еще были живы. Однако в этом-то и заключалась ловушка. Ловчие попытались навести гать, но тщетно. Искали тропу, но лишь потеряли в трясине нескольких человек. Хотели отойти подальше, чтобы добыть крепких деревьев для гати, но тех, кто ушел на поиски, потом самих нашли с перерезанным горлом. А крики с островка становились все тише, все слабее… Потом и вовсе замолкли… Ловчие, теряя людей в засадах, с огромным трудом выбрались из того леса. Последние, дойдя до столицы, рассказали обо всем Кирану. Предводитель вендов велел передать ему — либо пусть больше не шлет войска в вендские земли, либо пусть приходит сам. Как ты уже понял, этот вождь и был Станимир.

— А что было дальше?

— Дальше Киран вызвал меня и хорошо оценил головы десятников и сотника бывшей вендской стражи. За кое-кого из остальных мне, кстати, тоже неплохо перепало…

— Гм… Выходит, ты собираешься убить Станимира?

— Сейчас у меня уже другое поручение, — хмыкнула Янди и добавила: — Ну сам рассуди: если я его прикончу, кто отнесет Кирану голову? Не ты же? А убивать просто так, без смысла — что может быть гнуснее! — Янди передернулась в притворном негодовании. — Так что, когда мы расстанемся, вспоминай, в чьих руках оставляешь свою Аюну. Все, иди с моих глаз! Надеюсь, никогда больше не увижу тебя и твою мерзкую кошку!

Аоранг долго молчал.

— Я пойду с тобой, — наконец буркнул он, глядя в сторону.

Янди не сдержала презрительной улыбки, но ответила мохначу вполне дружелюбно:

— Забудь то, что я наговорила. Я ведь служу Аюне и беспокоюсь о ней, как и ты.

— Надо все ей рассказать!

— Только что у тебя была такая возможность, но ты не пожелал мешать ее счастью! Эй, не сверкай на меня глазами! Она все равно не стала бы нас слушать. Сейчас царевна не поверит даже призракам убитых, если те явятся обличить Станимира… Впрочем, надеюсь, — промурлыкала Янди, — что ей откроют глаза и без нас. Далеко не все в вендских землях рады Аюне так, как ей кажется…

* * *

Аюна и не думала, что будет так радоваться обновкам. Все платья ей пришлось оставить на другом берегу, где служанки, должно быть, продолжали делать вид, что их госпожа еще в шатре. В самом деле, не считать же достойным царевны нарядом пропахшую по́том и дымом костра поддоспешную рубаху, в которой царевна провела целый день верхом, а потом перешла реку по дну. Аюна уже начала опасаться, что ей предстоит вступить в родное селение Станимира в шкуре выдры! В сущности, какая разница, что о ней подумают лесные дикари? А все же…

После того как прибыли воины, они всю ночь в молчании ехали через лес, уходя все дальше в земли лютвягов. Аюна сперва сидела за спиной у князя вендов, потом, когда начала засыпать прямо в седле, он пересадил ее вперед. Проснулась девушка, только когда уже рассвело. Отряд Станимира как раз добрался до небольшой деревни, где ненадолго остановился на отдых. Здесь князь приказал принести Аюне лучшую одежду, какая найдется. Конечно, она оказалась очень простонародной и незамысловатой, зато удобной и чистой.

Две юные девушки с длинными русыми косами помогли царевне обрядиться в расшитое речным жемчугом платье и подвели крепкого буланого конька, на каких ездили многие венды. Вначале тот удивленно разглядывал новую хозяйку, а затем ткнулся губами ей в ладонь и фыркнул.

Аюна легко вскочила в седло и направила коня к Станимиру, что-то обсуждавшему с сородичами. Заметив ее, мужчины умолкли. Станимир обернулся и несколько мгновений глядел на девушку.

— Наше платье тебе очень к лицу, — улыбаясь, произнес он.

Все присутствующие закивали, подтверждая слова вождя.

— Благодарю, — величаво произнесла царевна, склоняя голову. — Но к чему мне этот конь? Ведь скоро переправятся прочие, и мой Осветко будет здесь…

— Прочим я велел не спешить с переправой — а мы будем дома нынче к вечеру. Возьми еще это, — князь протянул ей подбитый лисьим мехом плащ, — чтобы тебе не замерзнуть в лесу и выглядеть как подобает, когда мы будем въезжать в столицу.

— В столицу? — удивилась царевна.

— В мою столицу, — с нажимом проговорил Станимир.

Аюна тихо хмыкнула и отвернулась, стараясь из вежливости поскорее согнать насмешливую улыбку с лица. Надо же! Свою деревню синеглазый лесовик зовет столицей! Но ведь правда смешно! Даже в Аратте, где было несколько весьма больших городов, вроде Двары или Майхора, ни один из них не мог и подумать тягаться мощью и красотой со столицей Солнечного Престола. А уж здесь-то…

— Если ты готова, мы можем отправляться, — сказал Станимир.

— Вполне.

— Тогда в путь.

* * *

Следующие полдня Аюна вновь дремала в седле. День был не по-осеннему теплый. Хотя листва уже вовсю облетала с деревьев, Господь Солнце все-таки пожелал явить милость земной дочери, щедро обогрев и озарив ее путь — быть может, напоследок перед холодными дождями осени и грядущими первыми снегопадами.

Царевна уже привыкла к проезжим лесным тропам, которые с большой натяжкой можно было именовать дорогами. Эта была не лучше и не хуже прочих. Сородичи ее Станимира, прибывшие ночью, что-то наперебой спешили ему рассказать. Он кивал и отвечал на своем чудно́м наречии. Лицо его было ясным и спокойным, он даже не глядел на Аюну, будто вовсе позабыл о ней. В другое время Аюна, может, и разобиделась бы. Но после ночного «купания», после задушевной беседы у костра, когда славный вождь помогал ей отогреться, она чувствовала себя сонно и расслабленно. Что ей за дело до вендов и их косых взглядов? Станимир все решит и распутает. Это его земли, здесь его власть, он позаботится о своей гостье…

Где-то поблизости вдруг закуковала кукушка. Один из сородичей вождя лесных вендов сделал знак остановиться и совсем по-птичьи прокуковал в ответ. Три раза, потом два, потом снова три…

— Зачем это он делает? — обратилась царевна к едущему чуть впереди Станимиру.

— Удлиняет наши годы жизни, — усмехнулся он. — У нас считают, что кукушки отмеряют людям их срок. Воин убеждает пичугу, что не наш век она мерит, а с подругой разговаривает.

— У вас, вендов, даже кукушки грозные! — с улыбкой заметила Аюна. — А у нас