Майкл сделал свою берлогу по высшему классу. Красивая комната, отделанная во вполне определенном мужском вкусе – классическая кожа и темное дерево – безо всякой оглядки на затраты. Две стены от пола до потолка занимали книжные полки из красного дерева, заполненные юридической литературой и другими справочными изданиями. Одна стена, полностью застекленная, выходила на лесистый откос, спускающийся к проливу Лонг-Айленда. На стене напротив окна висела картина, которую я тотчас узнал. Это была одна из эротических картин Эдуара Анри Авриля. Некоторые из них продаются по приличной цене. На ней был изображен зрелый мужчина, а с ним – совсем молодой. Она была похожа на оригинал. Я не заметил никаких дополнительных мер безопасности и успокоился. Закрыв за собой дверь, я перевел дух. А потом…

На меня надвинулась Тьма. Я погрузился в нее.

Я смотрел, как мои ноги бесшумно движутся по полу. Я подошел ближе… Майкл Хобсон продолжал пялиться на экран компьютера, словно от него зависела его жизнь. Не зависела. Но это помогло мне прикончить его.

Он не представлял себе, что я здесь. Зевнув, он потянулся, и я замер. Но потом он сразу обратился к экрану. Я проскользнул на место за его спиной, а он по-прежнему ничего не замечал. Но он, черт побери, заметил, когда я зажал ему рот рукой в перчатке. И заметил даже больше, когда я всадил ему в шею острое как бритва лезвие. В сущности, он ощущал это целых пятнадцать секунд, пока я всаживал и вынимал лезвие еще несколько раз.

На самом деле необходимости в этом не было. Мой первый удар был идеальным. Он пришелся в нужное место и перерубил ему позвоночник. Следующие удары были только для вида. Майкл пытался сопротивляться, освободиться от руки в перчатке. Пытался, но по какой-то причине конечности не слушались его. Вероятно, из-за перерезанных нервов позвоночника.

Пока он еще сидел, время от времени дергаясь. Но вскоре взгляд его потускнел и тело обмякло. Майкл Хобсон перестал сопротивляться, соскальзывая по длинной темной кривой в небытие.

Я был уверен, что он мертв. Тот первый удар ножом был нанесен идеально. Но тем не менее я немного подождал. Не из суеверия или страха. Я и раньше наблюдал ужасное и прекрасное путешествие в смерть по Темному Туннелю. Меня это не волнует. Но на всякий случай я подождал еще минуту. И через минуту я убедился в том, что Майкл Хобсон мертв.

Вот так просто Тьма отступила. Прищурившись, я посмотрел на мертвое тело. Все это уже не имело значения. Просто пустой костюм, а мне предстояла реальная работа.

Мне предстояло написать полотно. «Натюрморт с мертвым подонком». И каждый мазок надлежало сделать идеально точно. Я начал с безжизненного тела. Я отпустил его, и голова Майкла упала вперед, стукнувшись о клавиатуру компьютера. Отступив на шаг, я оглядел труп. Что-то было не так – создавалось впечатление, что я его уронил. В смысле, я действительно уронил, но мне не хотелось, чтобы это было заметно. Я переместил одну его руку, чтобы казалось, будто он поднял ее для защиты, а затем уронил, когда умер. Картина стала намного лучше. Затем я достал из кармана куртки маленький пластиковый пакет зип-лок. Внутри лежал небольшой кусочек ленты, по виду напоминающей обычный скотч. Но это был не скотч, а специальная штуковина, хорошо известная судебным спецам, для снятия отпечатков пальцев. Я осторожно вынул ленту из пакета. Потом приложил ее к рукоятке ножа, торчащего из спины Хобсона. И аккуратно потер ленту снаружи. После чего с той же осторожностью снял ленту и осмотрел ее.

На рукоятке ножа теперь были четко видны отпечатки со следами светло-коричневого порошка. Именно там, где они и должны были быть. Я положил ленту в пакет, а пакет в карман.

Из другого кармана я достал второй пластиковый пакет. Открыв его, я извлек несколько тонких волокон, тоньше и легче проволоки, – волоски. Человеческие волосы, принадлежащие одной особенной персоне. Один волосок я положил около рукоятки ножа, один на пол рядом со столом, и еще два на руку мертвого чувака и его рубашку спереди.

Я вновь отступил назад и посмотрел: пока все было идеально. А теперь о контрольном выстреле.

Я выдвинул картотечный ящик с левой стороны стола. К задней части ящика скотчем была приклеена флешка. Я поднял ее и рассмотрел. Да. Это были Деньги. На флешке заглавными буквами было написано «ИСТИННЫЙ НАСТАВНИК». Майкл прятал флешку в таком месте, где ее никто не нашел бы, но откуда он сам мог легко ее достать, если захочется посмотреть. Что он делал часто. Это и был настоящий Майкл Хобсон.

– Подонок, – тихо произнес я.

Одно то, что я держал флешку в руке, вызвало у меня желание еще раз прикончить его. Но впереди предстояла работа. Пока меня не стошнило и я не испортил всю картину, я вставил флешку в USB-порт компьютера. Пользоваться клавиатурой было немного не с руки. Мешала лежавшая на ней неподвижная голова. Но мне это удалось. Через несколько секунд на экране появилось изображение. Я не хотел смотреть, но надо было удостовериться.

Это были те самые фотографии.

– Долбаный подонок! – не в силах сдержаться, вновь прошептал я.

Как бы то ни было, Майкл Хобсон не услышал бы меня. Я отвернулся от фотографий. Если бы смотрел дольше, то и вправду блеванул бы. Я не хотел смотреть на фото даже мельком. А вот Майкл Хобсон хотел. И смотрел.

Почти готово. Отойдя назад, я оглядел картину. Почти идеально, но «почти» бывает недостаточно. Требовалась еще какая-нибудь драматическая нотка. Мой взгляд упал на портфель Майкла. Ага, вот оно. Я бросил его на пол и раскидал по ковру несколько бумаг из него. Теперь картина повествовала обо всем: драматическая борьба, закончившаяся трагической смертью. Тело распростерто на столе – очевидно, убийство. На ковре осталось очень маленькое пятнышко крови – вот настоящая трагедия, блин! Ибо это был персидский ковер, возможно, XVII века и поэтому стоил огромную кучу денег. К несчастью, кровавое пятно снизит стоимость. Жаль, но это неизбежно – и в любом случае оно того стоило.

И последнее: я достал из стола сотовый телефон мертвого подонка. Потом взял небольшую электронную коробочку, купленную мной у одного парня в Атланте. Очень полезная штука – должна быть у каждого. Я подключил ее к телефону и немного подождал. Через несколько секунд высветился защитный код телефона. Я отключил устройство и стал набирать короткую текстовку. Потом прочел дважды, проверяя, как это звучит, и нажал на «ОТПРАВИТЬ». Положил телефон на место и в последний раз осмотрел свою работу.

Я остался доволен. Более того, я не смог сдержать улыбку.

Я уже говорил, что не люблю убивать и меня не заводит созерцание трупа. Нет, мою улыбку вызвала вся картина. А почему нет? Готов поспорить: Леонардо улыбался, глядя на законченную «Мону Лизу».

На свой лад моя картина была ничуть не хуже. Я убил Майкла его собственным ножом для писем. Как и большинство его вещиц, это была редкая и ценная антикварная вещь. Турецкая, XVI века. Острое лезвие из филигранного серебра радовало глаз. Но особенно примечательной была рукоять, вырезанная из слоновой кости в виде большого пениса.