Шрифт:
Закладка:
– Это не страшно, – вздыхает Костя, – животному важно, чтобы его любили. Впрочем, как и человеку. Правда, люди не такие чуткие создания. Не умеют вовремя почувствовать.
Он снова вздыхает, а я делаю вид, что пропустила его слова мимо ушей. Как-то мне не улыбается выслушивать историю несчастной любви или сетования на жизнь. Самой бы разобраться хоть немного в своих проблемах.
– Как будешь готова, позвони. Я заберу тебя. В любое время. У меня сегодня выходной. Если завтра – я что-нибудь придумаю.
– Я постараюсь сегодня. Вещи соберу. Остальное можно и позже решить.
Я стараюсь не думать, что меня ждёт. Заранее боюсь его тётки. Но другого выхода пока нет.
В общежитии снова сталкиваюсь с Семакиным. Да что ж такое! Он не навязывается, но такое впечатление, что постоянно крутится рядом, чтобы на глаза попадаться.
Бросаю на него гневный взгляд и отправляюсь вещи складывать.
– И что у нас за новости? – с любопытством следит за моими метаниями Осина.
– Я переезжаю.
– И далеко собралась?
Я без сил опускаюсь на кровать. Прячу руки в коленях.
– Пока не знаю, – это честный ответ. Да и смысла рассказывать эпопею нет. Осина не тот человек, у кого я буду плакать на плече.
– У меня такое впечатление, что ты сбежать собралась, – проявляет чудеса проницательности Люда.
У меня даже сил нет огрызнуться или поставить её на место.
– А если тебя кто спрашивать будет, что говорить? – пристаёт она, а потом делает круглые глаза: – Или поэтому и уходишь? Что всё? Рассталась со своим паршивцем?
Я делаю вид, что глухонемая, потому что она заводит знакомую песню:
– А я тебя предупреждала, Жалейкина! Но ты же никого не слушаешь, ты же у нас грамотная и крутая!
Хорошо хоть злорадства в её голосе нет – и то хорошо. Я почти заканчиваю со сборами.
В комнату без стука вваливается Семакин. Смотрит на мои сумки, что стоят посреди комнаты.
– Кирилл, ты чего? – обливается от неожиданности чаем Люда. – Тебя мама стучать в двери учила?
Семакин, наверное, что-то бы сказал, но вслед за ним в комнату врывается мой неистовый дракон. Арк.
Мы застываем в разных позах, кто где. Осина за столом. Семакин рядом с сумками. Я где-то между сумками и кроватями.
– Вот и правильно, – Драконов кивает на вещи. – Давно пора переехать.
Я в ужасе замираю, глядя, как его рука тянется к сумкам.
– А ну вали отсюда, понял? – бьёт его по ладони Семакин, и эти два дурня выпрямляются во весь свой немаленький рост и смотрят друг на друга, как бойцовские петухи. Или как горячие испанские мачо. Ещё бы гитара тревожно струнами забренчала – и полное погружение в сериальные страсти.
Алла
Нужно было срочно что-то придумать. Я как-то не подумала, что он сюда заявится. Думала, проспит долго. Арк обычно после суток отсыпался богатырским десятичасовым сном – не меньше.
– А ну разошлись! – кинулась я между ними. Арк от неожиданности попятился. Семакин подхватил меня за плечи.
Арк смотрит мне в глаза. Растерянный. Я его таким ещё не видела.
– Алл, ты чего? Я проснулся – тебя нет. Телефон не абонент. Ты отключила его, да? Что-то случилось?
– Я… это, – сдуваю прядь волос, что лезет в глаза. – Попрощаться приходила.
– Что за ерунда… – Арк растирает лицо руками. – Шуточки у тебя, Жалейкина.
Арк улыбается так, что у меня горло перехватывает. Сейчас я зареву и всё испорчу. Вот сейчас он руку протянет – и я рухну в его объятия. А там моя мама. И его дракониха злющая…
– Это не шутки, Арк, – каркаю я скрипуче и противно. – Я давно тебе сказать хотела. Я за Кирилла замуж выхожу.
Я чувствую, как от неожиданности Семакин полную грудь воздуха набирает. Толкаю его локтём в бок.
– Скажи, Кирилл, не бойся.
– Да я и не боюсь, – Семакин выступает вперёд и закрывает меня спиной. – Люблю я её, понял? Женюсь. А не твои прыг-скок под кусток.
– Неправда, – у Арка губы белеют. Да и сам он… глаза западают, тело напрягается. – Алла?
– Вали давай! – Семакин разошёлся не на шутку. И вот в этот момент ему прилетело. Драконов его ударил кулаком в лицо. Но Кирюха удивил – почти увернулся и, размахнувшись, приложил Драконова. Ответный удар.
Это как в фильме: вроде дерутся, а ты ничего не можешь сделать – слишком всё быстро. И тогда я завизжала. Какой-то жуткий звук у меня получился. Как у инопланетной дикой твари – ультразвуковой удар по барабанным перепонкам.
– Алл, Аллочка, не надо, – трясёт меня за плечи Семакин и прижимает к своей груди. – Ну же, успокойся, ладно? Перестань, пожалуйста.
Я делаю несколько вздохов и отталкиваю его от себя. Мне сейчас надо как-то заставить Драконова уйти.
– Уходи, Арк! Видеть тебя не могу! – это от отчаяния. А на вид получается почти с ненавистью. Похоже очень.
И он пятится. На скуле у него – кровоподтек, в глазах – боль и непонимание. На пороге Арк останавливается.
– Чушь! Бред! Ерунда, ерунда какая-то! – бьёт он кулаком в дверной косяк. Я вижу, как наливаются кровью его костяшки. Кожу содрал, дурачок… больно же как… – Скажи, что это розыгрыш дурацкий! Скрытая камера, хохма! Скажи же, Оса! И я поверю!
Жить легко. Улыбаться. Встречать с радостью каждый день… Вот и тебя достало потрясение, мой любимый дракон…
– Уходи, Арк! – меня хватает лишь на эти два слова. Три удара кулаком в дверной косяк. Кровь на белом.
Он не уходит, убегает…И тогда я без сил сползаю на пол и начинаю выть, как побитая собака. Семакин меня успокаивает. А Осина в шоке сидит. Как она свои пять копеек не вставила во всей этой заварушке? Видимо, слишком потрясена была.
– Женишься?! – выдыхает она так, словно не слова из её рта летят, а горячая смола. – Семакин, ты женишься?! Ты ж говорил, не царское это дело!
– Женюсь, – у Кирилла такой голос… будничный. Будто он говорит: «Пельмени варю». Он хватает мои сумки и головой на дверь показывает: – Пошли, Алл, я тебя забираю.
У Осиной челюсть падает до пола. Она провожает нас такими глазами, что хочется под пол провалиться и никогда из тёмного подвала не вылезать. А то убьёт. Люда Осина. Я хватаю верхнюю одежду – куртку, сапоги, шарф, шапку – и несусь вслед за Семакиным. А то он борзый и резвый. Влетаю в его комнату.
– А теперь ты мне всё расскажешь, – вид у него непривычный. Правда, в последнее время он постоянно хмурый. Даже забывает дурачка включать и клоуна.
– Нечего рассказывать, начинаю я натягивать сапоги и наматывать шарф. – Видишь, убежал. Обиделся.
