Аркадий

Всю дорогу ломаю голову: что могло произойти, чтобы так встревожить Пашку? Хотя слово «встревожить» – слишком мягкое для его состояния. Но, зная друга Павлентия, его могла в панику вогнать и мышь, пробежавшая по кухне. Почему-то становится смешно. Я вдруг представляю, как Пашка сидит на столе, подогнув под себя длинные худые ноги, а на полу бегает маленькая серенькая мышка.

Но Пашка встречает меня в коридоре. Мечется безостановочно. Меряет шагами пространство.

– Ну, что у тебя стряслось? – спрашиваю с улыбкой. Мне его нужно в чувство привести, а то лица нет. – Доктор Драконов прибыл. Готов лечить пациента.

Пашка останавливается. Смотрит на меня как на идиота.

– Сядь! – рявкает повелительно и рукой на диван указывает в большой комнате.

Это что-то новенькое в его репертуаре. Но да. Ему удалось меня шокировать, иначе я бы не поплёлся как баран к дивану и не упал на него. У меня стойкие сомнения в целостности Пашкиной тонкой душевной организации, но на вид он вполне адекватен. Смотрит на меня остро и трезво, словно это он боится за состояние моей психики, а не я.

И тут у меня начинается хохотун. Ржу, не могу остановиться. Пашка моментально теряется. Лицо у него беспомощное становится.

– Ты уже знаешь, да? Ну, не нервничай ты так, пожалуйста. Я думал, у тебя шок будет. Хотел, чтобы ты хотя бы сидел, чтобы не упал.

Лепет его на ещё больший ржач пробивает, но я пытаюсь взять себя в руки. Надо как-то поскромнее себя вести. Мало ли что там.

– О чём знаю, Паш? Что случилось-то? Я уставший, после смены, тяжеленные сутки отпахал, а тут ты чуть ли не в истерике бьёшься. Я думал, тебя убивают – не меньше. Мчусь на всех парах, а ты спектакль одного актёра устраиваешь. Давай лучше по порядку.

Я отдуваюсь. Смех наконец-то меня отпустил.

– Значит, не знаешь, – у Пашки – непроницаемое лицо. И растерянность проходит без следа. Он такой сухо-деловой, руки в карманы. Ему идёт. Серые брюки, серый пуловер, галстук, белоснежная рубашка. Словно с подиума. Ему бы на показах мод выступать.

Всякая чушь в голову лезет. И, наверное, несмотря на все танцы с бубнами вокруг да около, я не готов, когда Пашка исчезает и возвращается с клочком бумажки.

– На, это тебе. Ознакомься.

Я тупо пялюсь, вначале не понимая, что вызвало столько переполоху. Затем вчитываюсь. Раз, а потом ещё раз. Поднимаю глаза. Павлентий смотрит на меня как на смертельно больного. Губы у него начинают трястись.

– Валерьянки выпей, – прошу я. – И, главное, в обморок не падай.

– И тебе налить? – спрашивает он участливо, проникновенно заглядывая мне в глаза. Интересно, что он там хочет увидеть? Страх? Шок? Всё пропало, шеф?..

– Мне не надо. У меня всё в порядке. И если ты лишь за этим меня звал, я, пожалуй, пойду. Меня Алла, наверное, ждёт.

– Арк, – вцепляется в меня Пашка мёртвой хваткой, – ты сейчас неадекватен, не ходи никуда!

Я смотрю на друга, снимаю его руку с предплечья.

– Это ты неадекватен. Думал, я буду биться в истерике? Да плевал я на всё, понял? Это даже забавно. И отстань уже от меня, Паш.

Я выхожу на улицу. Вдыхаю морозный воздух. Набираю мою драгоценную Осу. Длинные гудки. Не отвечает. Не приехала?.. Вроде бы уже должна была. Ещё вчера.

Колеблюсь между тем, чтобы отправиться в общежитие или домой. Последнее перевешивает. Надо хотя бы душ принять и вещи сменить. А потом будет видно.

Я открываю дверь своим ключом. В квартире тихо и пусто. Она слишком неуютная для меня, когда здесь нет Осы. И очень тёплая, наполненная звуками, запахами, когда Алла приезжает.

Стягиваю с себя вещи и уже собираюсь в душ. А потом вижу её. Она сидит на подоконнике в кухне. Худенькая, хрупкая. Прижимает колени к себе и смотрит в окно.

– Алла? – голос срывается и хрипит низко, как лопнувшая басовая струна у рояля. Я когда-то слышал такое у бабушки Аси. Рояль будто плакал, лишившись одного нервного окончания.

Оса оборачивается. Смотрит на меня долгим взглядом. В голове – сотни вопросов. Приехала? Не звонила? Не отвечала на мои звонки? Что-то случилось? Что у неё там дома?

А потом я ныряю глубоко в её глаза и тону. Забываю обо всём, когда она протягивает ко мне руки. Делаю шаг навстречу. Я почти голый, в одних трусах. В душ собирался.

– Моя, – шепчу, обнимая. Ныряю в её запах, в облако шоколадных волос. – Как же я по тебе скучал, Оса моя ненаглядная.

Она ничего не говорит, прижимается ко мне всем телом, впечатывается всеми изгибами – и я теряю голову. Целую её неистово, оставляю метки на нежной коже. Плевать. Моя. Близкая и желанная. Без неё шар земной вращается по-другому. И вообще жизни нет.

Срываю одежду. Касаюсь губами груди. Слышу рваный вздох. Руки и ноги её оплетают меня. Подхватываю и несу в спальню. Алла гладит моё лицо и смотрит так, словно надышаться мной не может. Целую её пальцы и нежную шею. Бережно укладываю на простыни.

Она передо мной как раскрытая книга. Я хочу прочесть её, бережно перебирать буквы и слова, выцеловывать каждую страничку, ласкать глазами и руками строчки и абзацы, находить смысл, смеяться от счастья, пламенеть от желания и любить, любить, любить…