коровок, которые замачивали в реке, а потом чистили и дубили. Копальщики бесконечно копали песок для строительных нужд. Перевозчики сновали на лодках туда-сюда. Рыбаки на утлых судёнышках ловили в мутной водице малопрестижную речную рыбёшку. Домохозяйки стирали бельё, колошматя его о прибрежные камни, с помощью мыла, которое варили тут же поблизости. Ко всему прочему люди понастроили вдоль реки купален для поддержания личной гигиены. Думаю, что не только «зелёные» пришли бы в ужас, окажись они в Позднем Средневековье и Раннем Возрождении на речке Арно. Мы бы все ахнули и немедля заткнули носы от нестерпимой вони. Вот и Данте не преминул инкриминировать флорентийцам доведение Арно до состояния зловонной помойки. Но так как в ту пору не все городские жители следили за литературными обвинениями великого изгнанника, то продолжали наносить ущерб окружающей их среде, наращивая производство разнообразной продукции и умело ею торгуя.

Пока в Европе XIV века занятия торговлей и ремёслами числились по большей части в недостойных и презренных (за исключением вольных городов), во Флоренции купцы и удачливые ремесленники гордились своими профессиями и были не менее уважаемыми согражданами, нежели, скажем, рыцари самых голубых кровей во Франции.

Почтительное отношение к торговле и ремёслам способствовало не только процветанию Флоренции, но и её безусловному лидерству среди других городов и даже государств. Наша умная Фло правильно расставляла акценты, и её подданные ценили трудолюбие, талант и умение зарабатывать. Фло удалось сделать торговлю двигателем местного прогресса, и она помогла работающим изо всех сил ремесленникам и купцам не слишком близко и не слишком часто подпускать к рулю правления коммуной и республикой агрессивных и паразитирующих нобилей.

Такое положение вещей стало возможным благодаря правильному и своевременному лозунгу: «Работающие и зарабатывающие, объединяйтесь в гильдии!» Они так и сделали, и к концу XIII века во Флоренции насчитывалась двадцать одна гильдия, состоявшая из семи старших цехов, пяти средних и девяти младших, в которые входили люди почти всех профессий, существовавших на тот исторический момент. Как вы думаете, кто шёл в списке под первым номером? Если вы решили, что это были менялы и примкнувшие к ним банкиры, то ошиблись. Они занимали лишь шестое место, а первенствовал цех судей и нотариусов. За ними следовали сукноделы, от которых в какой-то момент отпочковалась гильдия шерстяников. Первые производили дорогостоящие яркие тонкие сукна, пуская часть выручки от продаж на ссудные операции. Они снабжали валютой даже главу Ватикана. Вторые изготовляли ткани из лучших сортов шерсти и тоже не бедствовали. Шелковики числились под номером четыре и контролировали торговлю одеждой, не допуская к выгодному бизнесу идущих за ними по списку скорняков и меховщиков.

Последняя из семи старших гильдий – корпорация врачей и аптекарей – получилась самой разномастной, потому что включала в свои ряды цирюльников, которые виртуозно делали кровопускание и ставили пиявок, торговцев воском, изготовителей свечей, парфюмеров, продавцов красок и книг, стеклодувов и т. д. К этому же цеху были приписаны и живописцы. А знаете, почему? Потому что они пользовались красками, полученными из натуральных продуктов, и, смешивая их для получения нужного цвета, вели себя как фармацевты, перемешивавшие разные ингредиенты при изготовлении лекарств. Однако в отличие от врачей и аптекарей живописцы по сути были «лишенцами», что означало отсутствие у них каких-либо юридических прав. В уставе гильдии художники перечислялись среди «прочих немощных лиц».

Следующие пять цехов образовались позже, и впоследствии их назвали средними. Прав, привилегий и власти у них было поменьше, чем у старших. В средние цеха входили мясники, сапожники, кузнецы, к которым приписали ювелиров. Каменотёсы и плотники «крышевали» скульпторов, резчиков по дереву, мебельщиков, архитекторов и строителей. Пятерку замыкали бельёвщики, они же продавцы материй.

Наконец мы добрались до девяти младшеньких объединений, страдающих от презрительного отношения со стороны старших, а посему ведущих постоянную борьбу за равноправное обогащение. За выгодные места у кормушки бились виноторговцы, пекари, торговцы продовольствием, лесоторговцы, шорники, дубильщики, оружейники, слесари и хозяева гостиниц. Все они не считали себя второстепенными, а потому вовсю завидовали и интриговали, как взрослые, не брезгуя доносами и подкупами. Сложные отношения цехов между собой и внутри себя нисколько не мешали им соревноваться, кто больше потратит денег во славу Господа на строительство церквей, а также на благоустройство родного города. Споря и ссорясь, цеховики и городские власти решали, кого из архитекторов, скульпторов и живописцев привлекать к работе и какое вознаграждение им за неё платить.

Возрождение внесло существенные коррективы во взаимоотношения творцов и заказчиков. Появление очень богатых людей из торгово-банковско-цеховой среды привело к бурному строительству индивидуального жилого фонда. В свою очередь, возведение дворцов способствовало повышению спроса на услуги «создателей красоты». В результате прав оказался мудрый отец отечества Козимо Старший, сказавший, что помнить будут Брунеллески и Донателло, а имена их работодателей канут в Лету.

Желание одних «сделайте мне красиво, чтобы все обзавидовались», и реализация этих желаний исполнителями привели в XVI веке архитектора, художника и первого профискусствоведа Джорджо Вазари к написанию умных слов в защиту людей творческих профессий. Восставая против ига ненавистных флорентийских гильдий, Вазари разделил искусство на «высокое» и «низкое», не подозревая, что заложил мину замедленного действия в ход культурного развития. В первую категорию попали живопись, скульптура и архитектура, а во вторую – все остальные ремёсла.

Вазари легко понять. Прежде всего он ставил зажравшихся цеховиков на место и раскрывал всему миру глаза на то, кто в доме искусства реальный хозяин. Так как сам он был архитектором и живописцем и нравились ему вещи как монументальные, так и декоративные, то и записал он в «высокое», что сердцу было близко.

Месть Вазари удалась на славу: восемнадцатый век безжалостно расправился с гильдиями, положив конец их существованию. Век девятнадцатый, вдохновлённый вазариевскими идеями, устроил пляску на ремесленных костях, а двадцатый, особенно в последнюю свою четверть, можно сказать, все ремёсла «в ямку закопал и надпись написал»: «У Флоренции были ремёсла. Она их очень любила, но индустриализация жестоко их убила», не без помощи Джорджо Вазари из города Ареццо. Но всё же, о счастье, не до конца.

Интересная ситуация сложилась во Флоренции на сегодняшний день. Всё высокое искусство застыло в вечной неподвижности. Оно хранится и выставляется в мавзолее старого города, в его соборах, церквях, музеях, галереях и является объектом арт-туризма. Ежегодно миллионы людей съезжаются глянуть на город-чудо и приложиться к его культурным святыням, увозя на родину восторг, фотографии себя на фоне и предметы ремесленно-сувенирно-памятной продукции, которая повсюду сопровождает путешественников.

Первое, что бросается приезжему человеку в глаза и что так раздражает коренное население, так это