Принимаю душ и быстренько переодеваюсь в предвкушении новой встречи с ангелом смерти. Надеваю серые спортивные штаны, белые «найки» из того же модельного ряда, который любит носить Брэдшоу, и… отказываюсь от футболки.

Хантер не бросает мне вызов.

Она и есть вызов.

И я охренительно готов его принять.

Спускаюсь вниз и останавливаюсь в дверном проеме гостиной. Хантер меня не замечает. С помощью кисточки смазывает маслом форму для выпечки и покачивает головой в такт песне «Bad Blood», которая играет из портативной колонки Сойера.

Милый, теперь между нами вражда.

Знаешь, это была сумасшедшая любовь,

Но посмотри, что ты натворил…

Признаться, я думал, Хантер слушает хэви-метал или хард-рок 70-тых. Что-то такое же бунтарское и напористое, как она сама. Но… Тейлор Свифт? Эта девчонка не перестает меня удивлять.

– Ты спала с моим отцом? Простой вопрос. Да или нет?

Вместо ответа Хантер замахивается и швыряет в меня кисточку, которую держала в руке. Я вовремя уклоняю голову, кисточка пролетает мимо и врезается в стену, оставляя на ней масляные пятна.

– Спроси меня об этом еще раз, и я не промахнусь, – гневно говорит она, сверкая своими фантастическими глазами.

Я воспринимаю это как твердое «нет». И я солгу, если скажу, что не скучал по этому эмоциональному торнадо. Но в моей голове вертится еще один, не менее дерьмовый вопрос.

Спала ли Хантер с кем-нибудь за деньги?

Если ответ на него будет положительный – это убьет меня.

Если отрицательный, – я тоже мертвец.

Поэтому я решаю не продолжать дергать пантеру за усы, а дождаться какого-нибудь более подходящего момента, чтобы его задать. Как вариант – отвезти Хантер на безлюдный пляж или на поле для гольфа. В любое место, где нет поблизости тяжелых предметов и есть хоть какое-то пространство для маневра. А до тех пор я буду соблюдать дистанцию. Пока не узнаю всю правду. Пока не буду уверен в том, что передо мной та самая Хантер. Искренняя, гордая, смелая, целеустремленная… И что все эти прекрасные качества, которые я в ней увидел и полюбил, – настоящие.

Назовите это ебаными принципами. Чем хотите. Но я не могу быть с девчонкой, которая торгует своим телом. Даже если схожу по ней с ума. Даже если хочу ее так сильно, что мне хочется кричать.

Это слишком.

Это, мать вашу, слишком.

Когда я подхожу к Хантер, меня накрывает какое-то нелепое волнение. Приглаживаю волосы, которые после быстрой сушки полотенцем топорщатся во все стороны, и придаю лицу невозмутимое выражение.

– Почему ты ушла из дома?

– Потому что моя жизнь – ебаный бардак.

Хантер бросает на меня мимолетный взгляд, а после возвращает свое внимание к тесту, которое утрамбовывает пальцами в форму для выпечки.

– Ты поссорилась с матерью?

– Покажешь, как включается ваша навороченная духовка? – задает она встречный вопрос, меняя тему.

– Хантер, ты должна знать: что бы между нами не происходило, ты всегда можешь обратиться ко мне. С любой проблемой. С любой просьбой.

Она не смотрит на меня.

– Почему?

Потому что я чувствую за тебя ответственность.

Потому что я убью любого, кто причинит тебе вред.

Потому что…

Я глубоко вздыхаю.

– Потому что это ты.

Она поднимает голову, и наши глаза встречаются. Мое сердце бьется быстрее, чем на играх серии плей-офф. Иисусе, как же она хороша.

– Пятнадцать минут назад ты сказал мне держаться от тебя подальше.

– Я запаниковал, – честно признаюсь я. – Хантер, ты последний человек в этой вселенной, кого я ожидал увидеть на своей кухне.

– Сегодня или вообще?

– Сегодня, – отвечаю я и, только когда замечаю на лице красотки лукавую ухмылку, понимаю, как это прозвучало.

Проклятье.

Брэдшоу играет со мной. Дерзко. Открыто. Так, как умеет только она. И как только я начинаю понимать правила, – она тут же их меняет. Из нее действительно выйдет крутой криминалист: хитрый, проницательный и остроумный.

– Духовка, – напоминает Хантер, вытирая руки полотенцем. – Нужно разогреть ее до трехсот пятидесяти градусов.

– Что ты готовишь? – спрашиваю я, выставляя на сенсорном экране плиты необходимую температуру.

– Лаймовый пирог.

На меня наваливается знакомая пустота. Я отворачиваю голову в сторону и сосредотачиваю внимание на пятне от черного маркера на столе, за которым Джей иногда рисует свои скетчи.

– Эй, ты в порядке? – Ее маленькая теплая ладонь ложится мне на плечо.

– В полном.

– Уверен?

– Конечно. Просто… – Я поворачиваюсь к ней. – Почему ты решила приготовить именно его?

Она пожимает плечами.

– Я родилась в Ки-Уэст, где лаймовый пирог является второй религией.

Я улыбаюсь.

– А что является первой?

– Петухи, – фыркает Хантер, и мы оба смеемся.

– Моя мама тоже любила печь лаймовые пироги. – Я поднимаю руку к ее лицу и касаюсь ладонью щеки, незаметно смахивая с нее крошки крекера. – Ни одно семейное торжество, будь то день рождения или Рождество, не обходилось без этого коронного блюда. Пирог всегда получался очень сладким, и нам с отцом приходилось запивать его огромным количеством чая, но все равно таким чертовски вкусным.

– Уверена, гораздо вкуснее моего.

– Необязательно.

Какое-то время мы просто смотрим друг на друга. Атмосфера между нами становится напряженнее. Хантер опускает взгляд на мой рот и облизывает губы, ускоряя мой пульс. В голове проносится сотня образов того, что я могу сделать с этими сладкими, лживыми губами. И большая часть меня жаждет пойти в атаку. Моя ладонь скользит по ее щеке вниз к гладкой шее, и большой палец грубо приподнимает подбородок. Хантер делает короткий вдох. Этот звук как мольба.

Остановись, идиот.

Просто, на хрен, остановись.

Резко опускаю руку и засовываю ее в карман спортивных штанов. В безопасную зону. Хантер отводит взгляд в сторону. На ее лице читается раздражение, смешанное с разочарованием.

Интересно, а чего она ожидала после всей этой херни с моим отцом? Что я просто проглочу это дерьмо и закушу его гребаным пирогом?

Хантер возвращается к столу. Протыкает зубочисткой дырки в тесте, застилает корж пергаментной бумагой и сверху для груза насыпает рис. Наклоняется, чтобы поставить форму в духовку, ее юбка задирается, и я вижу черную ткань трусиков. Они кружевные.

Ох, сладкий грешный ад…

Мой член дергается. Твердеет. Яйца, которые с момента знакомства с Хантер потяжелели тонн на восемь, болезненно напрягаются. Все тело буквально гудит от потребности нагнуть Хантер над обеденным столом, задрать этот крошечный кусок джинсовой ткани и вколачиваться в нее до потери сознания. Я умираю от желания снова увидеть ее голой, с пылающими щеками, выкрикивающей между стонами мое имя. И я не могу выразить словами, насколько я раздражен, что мы сейчас не можем зайти дальше.

Брэдшоу заводит меня как никто другой. Но не только мой член нуждается в ней. Сердце тоже. Потому что Хантер не из тех, кого можно просто трахнуть и забыть. Это определенно история с продолжением. В моих больных фантазиях, – с продолжением длиною в жизнь.

Закрываю глаза от смешанных чувств возбуждения, раздражения и боли, и прислоняюсь лбом к подвесному шкафчику, который оказывается божественно прохладным по сравнению с моей разгоряченной кожей. Протянув руку вниз, поправляю стояк и выдыхаю, в попытке собрать жалкие остатки самообладания.

Ближайшие планы на вечер: дрочить до тех пор, пока не отвалится член.

– Хочу, чтобы ты знала: я никому не рассказывал о твоей работе в эскорте. Вообще никому. Тем более Кайле.

Хантер выпрямляется и разворачивается ко мне.

– Я знаю.

– Откуда?

– Не важно.

– Еще как важно.

Она глубоко вздыхает.

– Стерва раскошелилась на какого-то местного Ниро Вульфа[73].

– Кайла наняла частного детектива? – удивленно переспрашиваю я. – Она что, совсем выжила из ума?

– Не знаю. – Хантер скрещивает руки на груди. – Тебе виднее. Ты же с ней трахался.

– Ладно, я поговорю с ней.

– Нет, Чейз. Я не хочу, чтобы ты даже близко к ней приближался.

– Ревнуешь?

– А если и так?! – с раздражением выпаливает она.

Я улыбаюсь про себя.

Хантер. Ревнует. Меня.

Почему это так охренительно приятно?

– Окей. Тогда я хочу, чтобы ты немедленно переоделась.

Она прищуривается.