Я помню, словно это было вчера. Летный парк, яркие разноцветные качели, аттракционы. Воздушные шарики и музыку. День города, который всегда праздновали с особым трепетом и размахом. И огромные воздушные шары, всплывающие над мостом. И как каждый раз я говорила себе, что когда-нибудь обязательно на них покатаюсь. Испытаю этот трепет и восторг от ощущения полета. От осознания, что ты высоко-высоко над землей. В белых пушистых облаках.

А вдруг смерть тоже похожа на полет. И нет боли, и нет страданий. Есть только ощущение свободы и высоты. Есть только свет и пушистые облака.

Даже не замечаю, как влажнеют ресницы, и одинокая слезинка капает на полотно сероватой наволочки. И представляю, представляю это чувство полета, стараясь отбросить страх и сомнения. Я так устала жить во лжи, так устала притворяться кем-то другим. Я хочу быть собой, чего бы это не стоило.

Сон приходит незаметно. Забирает в яркую воздушную сказку, пронизанную светлыми воспоминаниями о счастливом детстве. Может именно так и нужно прощаться с прошлым. Оставлять в воспоминаниях самое хорошее и доброе. Пускай в них будет улыбка мамы, сильные руки папы, беззаботный смех старшего брата. Их любовь и забота.

Во сне я улыбаюсь. Во сне в моей руке воздушный шарик. Во сне я снова катаюсь на любимой качели, взмывая все выше и выше. И представляю, что лечу на воздушном шаре, как в «Таинственном острове» Жюля Верна. А впереди меня ждут небывалые приключения и незабываемые путешествия.

Но моя прекрасная сказка прерывается, сквозь сон чувствую, как меня обнимают теплые руки. Под щекой оказывается чья-то твердая грудь. Чье-то сердце стучит размеренно и гулко, вселяя спокойствие и уверенность, даря чувство безопасности. Теплая ладонь стирает со щек соленые капли, нежно перебирает волосы на макушке.

− Не плачь, маленькая, − тихий голос пробивается сквозь туман. − Не плачь… Все будет хорошо, обещаю. А я всегда держу данное слово.

Этот уверенный голос сразу же развеивает остатки сна, прогоняет радужные фантазии и безжалостно кидает в омут действительности.

Я еще некоторое время лежу, наслаждаясь отголосками былого ощущения тихой радости и безопасности, восстанавливая по крупицам события минувших дней и набираясь смелости. Оказывается, принять решение мало. Гораздо сложнее отважиться его осуществить. Во рту мгновенно пересыхает. Словно я не пила уже много-много дней. И пульс начинает стучать часто и громко. Кажется, что его слышу не только я, а и король, лежащий рядом. Становится страшно, что вот-вот прямо сейчас он обо всем догадается. И не даст мне объяснить. Просто отправит в темницу ожидать приговора. Но я не трусиха. И не хочу больше бояться. Я хочу покончить со всем как можно скорее.

Собрав волю в кулак, открываю глаза.

Взгляд проскальзывает по загорелой груди, темным завиткам волос, минует яремную впадинку, мощную шею и волевой, покрытый щетиной подбородок, чтобы, наконец, встретиться с черными, как безлунная ночь, глазами.

− Доброе утро, принцесса, − улыбается, приподнимая лишь правый уголок губ.

Слюна во рту тут же становится вязкой и отказывается проскальзывать дальше по горлу, застревает комком где-то в районе гортани.

− Еще не утро, − неуверенно шепчу.

Чтобы взглянуть в окно, нужно повернуться, а я глаз не могу отвести. И пошевелиться не могу. Словно приворожил. Полагаюсь только на собственные ощущения.

− Желать доброй ночи после пробуждения было бы странно, − улыбка так и не сходит с его лица.

Я краснею. Действительно. Я о каких-то глупостях думаю, к словам придираюсь… А мне ведь предстоит очень важный разговор. И я уже хочу перейти к нему, хоть от страха все обмирает внутри. Но с губ срываются совсем другие слова. Наличие в моей постели дракона выбивает из колеи. Почему он делит со мной эту неудобную узкую койку? Вряд ли ради плотских утех. Сейчас я способна только спать, есть и, судя по последним часам, плакать. Не очень-то полезные умения для любовницы.

− А… а что вы делаете в моей кровати? − выдыхаю едва слышно и краснею еще больше, замечая взгляд, которым по мне проходится муж.

− В нашей кровати я сплю, − хмыкает, и, подсунув под меня руку, удобнее устраивает на своей груди.

− Нашей? − хриплю изумленно.

Если он говорит, что нашей, значит, уже не первую ночь мы спим в обнимку. От подобной мысли становится жарко. Внутри поднимается странная дрожь, которая едва заметной волной пробегает по телу.

− У уважаемой госпожи Боадики не так много комнат, − лукавые смешинки так и пляшут в бесстыдных драконьих глазах. А широкая ладонь, скользнув по спине, замирает где-то у самих ягодиц. − Тем более, что мы муж и жена.

Напоминание о наших непростых отношениях моментально отрезвляют. И тягучее томление, уже начавшее зарождаться внизу живота, бесследно исчезает. Единственным чувством, что безраздельно царит в моей душе, остается страх. Он настолько остро ощущается, болезненно остро, что я прижимаю ладонь к груди. Словно сдерживая трепещущее сердце, которое, кажется, желает проломать ребра.

− Ваше величество… − едва не до крови кусаю губы.

Как? Как мне ему обо всем рассказать. Как подобрать правильно слова?

− Сил…

− Что? − распахиваю удивленно глаза.

Настолько задумываюсь о своем, что даже не сразу понимаю смысл его фразы.

− Зови меня Сил. Родные меня привыкли так называть, − терпеливо объясняет. Поднимает руку, ласкающим движением проводит по моей щеке, заводит за ухо прядь волос. − Ты моя жена, и тоже теперь часть семьи.

Нервно сглатываю. Но произнести «домашнее» имя мужа не осмеливаюсь. Надолго ли я часть семьи?

− Я… я должна вам рассказать… Все рассказать… С самого начала.

Черные глаза загораются интересом, и я не могу сопротивляться их притяжению. Словно переношусь в тот момент, когда впервые увидела портрет короля Ньелокара. Ощущение острой потери расцветает в душе ядовитым цветком. Скоро, очень скоро эти глаза будут смотреть на меня совсем по-другому.