– Вы, наверное, ошиблись.

Она отвернулась и устремилась к школе.

Я быстро пошла за ней, поймав закрывающуюся дверь. Она стремительно удалялась, уже была в конце коридора и поворачивала за угол.

– Постойте, – кричала я вслед. – Доктор Брэдли, подождите!

Мы прошли таким образом до главного офиса, я открыла дверь и оказалась в пустом помещении; там за длинной конторкой сидела платиновая блондинка с бейджиком, на котором значилось «Барб». Она подняла на меня свои глаза-блюдца.

– Здрасьте, Барб. Простите, что беспокою. Не могли бы вы напомнить, где находится кабинет доктора Брэдли?

Она указала на коридор за спиной, и я обогнула стол. Барб вытянула руки и замахала на меня, как будто я – самолет, заходящий не на ту полосу.

– Постойте, мисс! Она закрыла дверь. Это значит, она не хочет принимать…

Но я, не слушая, прошла по коридору к единственной закрытой двери и распахнула ее. Доктор Брэдли, сидевшая за столом на кожаном стуле, повернулась в мою сторону не столько удивленно, сколько обреченно, словно смирившись с неизбежностью.

– Доктор Брэдли.

– Кто вы такая?

– Меня зовут Алтея Белл.

– Я вас не знаю.

– Но этот рисунок вы узнали.

Она опустила глаза, поправила лежавшие на столе бумаги, вздохнула.

– Пять минут, больше у вас не отниму.

Она с минуту внимательно смотрела на меня поверх очков, потом недоверчиво кивнула на стул напротив стола. Я присела, стараясь не обращать внимания на дискомфорт в животе – остаточное явление, страх со школьных времен: в директорском кабинете по эту сторону стола я провела большую часть времени, отведенного на учебный процесс.

– Можно узнать, каким образом к вам попал этот рисунок? – спросила дама.

– Он принадлежал моей матери, Трикс Крейн. – Я снова протянула ей рисунок.

Она подняла очки и внимательно всмотрелась в изображение. Лицо ее смягчилось. Но миг спустя вгляд снова стал ледяным, и она вернула картинку.

– Как поживает Трикс?

– Ее нет в живых. Она умерла двадцать пять лет назад, мне было пять лет.

Доктор сняла очки и откинулась на спинку стула.

– Трикс умерла в тридцать, в том же возрасте умерла и ее мать, и ее бабушка по матери, – продолжала я.

Брэдли молчала.

Я подалась вперед, отодвинув картинку и опершись на столешницу:

– Мне будет тридцать через девять дней. Я представления не имею, что вообще происходит, но точно не хочу умереть, как они. Я надеялась, что вы поможете мне. Расскажете то, что поможет мне избежать такого конца.

Она отвернулась, уставилась в окно.

– Очень сочувствую вашей потере, – наконец проговорила директриса, – я ухаживала за Трикс, давно, она была еще девочкой. У нас с ней были особые отношения.

– Да, и Колли тоже была вам дорога.

Она не обратила ни малейшего внимания на мои слова:

– Мисс Белл, зачем вы приехали?

– Мне нужна ваша помощь. Я должна узнать то, что известно вам.

– Что изменится? Что, по вашему мнению, должно с вами произойти?

– Я… – У меня перехватило дыхание, пришлось откашляться. – Я сойду с ума, как это произошло с ними.

– Вам рассказали именно такую историю? – спросила она. – Вы думаете, что так все и было: Колли сошла с ума, а потом и Трикс?

– Да, мне рассказали такую версию – или, как вариант, что они обе были ведьмами с гор с безумием в крови. Я даже такое слышала, хотите, верьте хотите – нет. – Я задержала дыхание, попыталась собраться. – Если коротко, все сходятся на том, что у Трикс и Колли сходные симптомы – шизофрении или другого душевного расстройства. Чем бы они ни были больны, вели они себя как сумасшедшие, а родственникам приходилось определенным образом с этим справляться.

– Что такого делала Трикс, что с ней «приходилось справляться»?

– Принимала таблетки. Также ходили слухи о ее незаконной связи с подростком. Ах да, еще палила из ружья по собственному дяде. – Я перевела дух. – Мой отец баллотировался на пост генерального прокурора, она могла сорвать ему предвыборную кампанию. Я постепенно прихожу к выводу, что он был способен убить ее – подтолкнуть к передозу галдолом.

– Вы действительно так думаете?

– Я уже не знаю, что думать.

– Мисс Белл, я видела вашу маму пятилетней девочкой. После того как миссис Крейн отослали в Причард, мистер Крейн, Дэвид, уволил меня, и с тех пор я с Трикс больше не виделась. Хотела бы вам помочь, но не могу.

Она поднялась, вероятно намекая, что мне пора. Но я уходить не собиралась, я покуда не сдалась и осталась сидеть.

– На самом деле вы можете мне помочь. Вы можете рассказать про рисунок и про тот день, когда Колли увезли.

– Я не уверена. – Она рассеянно посмотрела куда-то поверх моей головы. – Что, если я вам про это расскажу, вам это поможет.

– Я убеждена, что если буду знать, что случилось с Колли, то смогу избежать ее участи.

– Речь не только о Колли. – Она сложила руки на груди. – Или о вас. Если я расскажу вам об этом, то могу подвергнуть вас такой опасности, о которой вы даже не подозреваете.

– Я знаю про вашего брата Данте, – поспешно ответила я. – Этой истории можем не касаться. Я только про бабушку хочу узнать.

– Говоря о вашей бабушке, нельзя не коснуться истории с моим братом. – Она помолчала. – И других людей.

– Остальные умерли, – парировала я. – Уолтер Вутен и его жена Вэл умерли.

Тут я тоже поднялась со стула, надеясь, что она поверит искренности в моих глазах. Я столько времени упражнялась в искусстве прятаться, лгать, изворачиваться и убеждать людей мне поверить, что теперь даже не представляла, что выражает мое лицо, когда я наконец-то говорила правду. Я закрыла глаза, повторяя про себя «Поверьте мне, умоляю». Когда открыла, она внимательно смотрела на меня, склонив набок голову.

– Я знаю, что Уолтер умер, – ответила Брэдли. – Я ежедневно просматриваю некрологи. Поэтому также знаю, что дети, а также некоторые друзья живы и здравствуют. В городе еще хватает этой публики, поэтому я храню молчание.

– Они не причинят вам вреда, не смогут.

Она улыбнулась:

– Если вам удобнее так считать, что ж, продолжайте.

– Уолтер и его дружки патрулировали город, но это было давным-давно.

– Можете мне поверить: люди умирают, а ненависть – нет. Думаю, есть вещи, забыть о которых невозможно. Вы должны четко осознавать: даже столько лет спустя человек сделает что угодно, лишь бы не оказаться за решеткой. Можете думать, как вам заблагорассудится, но я в безопасности себя не чувствую. И за свою семью мне тоже неспокойно.