Джин представила себе Святой Дух, витающий над Калифорнией: как он парит над машинами, над пальмами и виллами, устремляясь к утесам. Она представила, как он скользит к ее дому – предположим, они жили бы в бунгало на пляже, – кружит над карнизом, от Его дыхания запотевают стекла в окнах, Он следит за ней и Томом. Внутри у нее будто что-то оборвалось.

В конце проповеди, когда Джаррод пригласил всех присоединиться к нему почти половина присутствующих поднялась на сцену, все они опустились на колени, рыдая и всхлипывая. Пианист снова заиграл, и Джин подвинулась к краю скамейки.

Джаррод пробирался сквозь толпу, возлагая руки на головы молящихся. Иногда он опускался на колени и с кем-нибудь говорил – пару слов шепотом, чтобы никто не слышал. Джин держала крепко Колли за руку и пыталась привлечь внимание Хауэлла. Она хотела сказать ему, что отведет Колли домой, что девочке что-то нехорошо. Но муж, казалось, ушел в себя. Он стоял на коленях, сгорбившись, сжав руки и уставившись в землю. Джин нервно покачивала ногой, она думала о Томе, который ждал ее на школьном дворе.

В опустевшем первом ряду со своего места поднялась Дав. Положив руку на спинку скамейки, она оглядывала толпу. И вдруг посмотрела прямо на Джин, так что у той перехватило дыхание. При виде Джин в больших и бесстрашных глазах будто что-то ожило.

Затем девушка глянула влево – на спавшую возле Джин Колли, на Уолтера, возившегося с перочинным ножиком, и, наконец, на Хауэлла, – подняв тонкую рыжую бровь.

В то же мгновение Джин услышала вскрик и увидела, как ее дюжий светловолосый муж, вскочив с места, пробирается через скамьи к сцене. Она резко выпрямилась, разбудив Колли, Уолтер тоже будто очнулся.

– Что с ним, что он делает? – прошептал сын.

Хауэлл бросился ничком на сено и замер, подняв протянутую вперед руку, точно нищий-калека у церковной ограды в ожидании, что сам Господь пройдет мимо.

– Куда папа пошел? – спросила Колли, встав на скамейке и протирая глаза.

Джин сдернула ее вниз.

– Он пошел помолиться и исцелиться, – ответила она.

– Папа болеет? – спросила девочка.

Впереди, перед сценой, рыдал Хауэлл. Джин снова украдкой взглянула на Дав, та, прищурившись, смотрела на ее мужа. Из корчащейся толпы вышел Чарльз Джаррод; он присел на корточки рядом с плачущим мужчиной и положил руку ему на плечо. Хауэлл затих, а Чарльз тем временем нагнулся и стал шептать что-то ему на ухо. Через некоторое время Хауэлл повернулся и прошептал что-то в ответ.

Чарльз поднял Хауэлла на ноги. К рубашке и брюкам прилипла солома и комья глины, галстук сбился на спину. Джаррод снова возложил руку ему на плечо, наклонился к уху и снова сказал что-то вполголоса. Хауэлл достал из кармана платок, вытер лицо, время от времени кивая в ответ. Затем проповедник обратился к толпе:

– Этот человек признал свой грех и преклонил колена перед Иисусом! – разнесся зычный голос по палатке. – Ответим ли мы, народ Господень, «Аминь»?

Лица людей как по команде повернулись к Джарроду и Хауэллу, сердце у Джин екнуло.

– Аминь, – эхом повторила толпа.

– Клянетесь ли вы, люди Божьи, поддерживать этого человека, когда он ощутит благодать вновь дарованного Богом прощения? Ведь он клянется отныне любить свою жену, как Христос любит церковь.

– Аминь, – повторила паства с явным удовольствием.

По спине Джин пробежал мороз. Видимо, Хауэлл рассказал миссионеру о том, что периодически бил ее, бросал на пол и швырял об стену. Но теперь он собирается исправиться и больше такого не допускать. Он дал обет перед Богом и всеми присутствующими.

– Бог, Господь Бог Всемогущий исправит этого мужчину! Слава Господу! – Джаррод похлопал Хауэлла по плечу.

Тот едва заметно вздрогнул, повернулся и поймал взгляд Джин.

Щеки мужа горели, на них отпечатались манжеты рубашки, по лицу были размазаны слезы вперемешку с грязью. Даже в полумраке палатки она увидела под пеленой растерянности, затуманившей его черты, такое, чего никогда прежде не видела в глазах своего мужа: в них горела решимость.

В ее душу вполз страх. Она сама не понимала почему. Чего ей бояться, наоборот, следует радоваться. Следует немедленно восславить Бога благодарным сердцем: разве не стала она только что свидетельницей мужниного раскаяния? Разве не видела, как он бросился вперед и упал на колени? Бог явил чудо этой ночью, под этим самым белым навесом. Он исправил ее мужа.

Но теперь она не сможет уехать с Томом. После того, что Бог сделал для нее. Не имеет морального права, ведь Он сотворил чудо и направил мужа на путь истинный. Если она теперь оставит мужа, после того как он раскаялся, она не просто станет вероотступницей, она будет проклята.