— А я читал вашу статью, — неожиданно вступил Васёнок. — В журнале «Искусство», верно?

— Совершенно! — рассмеялась Маша.

— Тогда вы… как бы… — сын перебрал подходящие слова. — Состоите в Союзе художников?

— Как бы состою! — зарделась «близняшка» от удовольствия. — Пятый год уже. А я хитрая! Начала с монографий по месту Женькиной службы. «Византийские традиции в иконографии Сербо-греческого царства»… «Буда и Пешт в венском модерне»… Но всё равно — Светка упорнее меня в сто раз! Выбрала свой путь — и идет по нему без остановок, задержек и прочих объездов…

— «Не ведаем бо дорог судьбы своей, ибо не дано нам узреть начертания сии», — нараспев продекламировала Наташа, и мягко притормозила. — «Сеченовка». Пошли скорее, будем болеть за Светланку!

* * *

Народу в гулком зале собралось немного — тема диссертации была закрытой. Нас вообще пускать не хотели, пока я не достал удостоверение секретаря ЦК. Работа у меня такая — советскую науку двигать.

Защита уже шла, и мы на цыпочках прокрались за спины светил — моложавых, изрядно облысевших, или сохранивших пышные шевелюры, но поседевших в научных бдениях.

Светлана держалась подчеркнуто сдержанно, не прибегая к женским уловкам. Даже платье надела глухое, ниже колена и с длинными рукавами. Впрочем, оно лишь подчеркивало стройность соискательницы.

Наш приход, казалось, почти не завладел вниманием «близняшки» — она лишь наметила улыбку. А вот я углядел больше — Светланкина сосредоточенность, что смахивала на зажатость, постепенно уступила место спокойной уверенности. Короткие нервные движения обрели плавность, да и сухой монотонный голос окрасился эмоциями, зазвучал с живыми перепадами — то повышаясь, как будто подводя к волнующей истине, то спадая в доверительную манеру. В общем, не зря приехали.

Почему-то мне представлялось, что будет скучно. Все-таки, в генетике и геномике, протеомике и прочей высоколобой поросли от биологического древа, я не шибко подкован. Но нет.

То, что понимал, было интересно и даже захватывающе — открывалась бездна перспектив, — а там, где меня донимала неясность, Наташка нашептывала мне, что к чему.

Светлана излагала дофаминовую гипотезу паранормальности, только не в том адаптированном варианте для отсталых технарей, коему внимали мы с Васёнком, а в полноценном, солидном виде, на языке, понятном ученым мужам — и единственной даме с регалиями де сиянс академии, Наталье Бехтеревой.

Недаром все они кивали в лад, как будто войдя в резонанс. Даже явление Маши не смутило профессорский синклит, а «близняшка» лишь невинно улыбалась, ловя удивленные взгляды. Честно признавшись шепотом, что «ничегошеньки не понимает», она все равно гордилась сестренкой. Я и сам, стоило отвлечься, понимал с пятого на десятое.

Вместе с мудреным разбором генетических аспектов, дофаминовая гипотеза стала как бы ядром докторской. Светлана напористо и азартно объясняла, какова природа паранормальности, и почему это явление в популяции хомо сапиенсов достаточно редко встречается, и что такое метакортекс — в общем, всё то, что нам, ее подопытным паранормам, уже было ведомо.

— Миш! — Рита с заднего ряда просунулась к моему уху, и горячо выдохнула, пробирая до дрожи. — Мне СМС-ка пришла — Светка заказала столик в «Арагви» на шесть персон. Вечером сегодня посидим! Нас четверо, Васёнок — и доктор медицинских наук!

— Бедная Светланка! — зашептала в свободное ухо Инна, давясь хихиканьем. — Её же еще и банкет ждет с академиками!

— Ничего, зато пообедает! — фыркнула «главная жена». — А с нами поужинает! Ох, и наужинается…

Тут седовласый профессор, сидевший напротив, неодобрительно покосился на нас. Наталья строго шикнула, и Рита с Инной тут же вошли в роль пай-девочек.

— … Данную работу нельзя назвать фундаментальной, то есть раскрывающей все особенности механизма дофаминового обмена в мозгу паранормов, — самокритично вещала Сосницкая. — Генетический аспект и вовсе оказался не тем, каким я его себе представляла изначально: локус гена, кодирующего моноаминоксидазу-Б расположен у человека в X-хромосоме, что ломало все мои прежние представления: в этом случае паранормальность наследовалась бы подобно гемофилии — как Х-сцепленный рецессивный тип мутации — и проявлялась бы в основном у мужчин-родственников по материнской линии. У паранормального отца все сыновья были бы обычными и гомозиготными, а все дочери — гетерозиготными носительницами «закладки» паранормальности, и передавали бы этот ген своим сыновьям. Метакортикальная аномалия у женщин могла бы проявиться, только если паранормальны оба родителя, да и то лишь в двадцати пяти процентах случаев. В реальности же картина совсем иная: наблюдаемый мужчина унаследовал «метакортикальную закладку» от деда по линии отца, его сын и внучка также получили «закладку» по отцовской линии. Следовательно, ген паранормальности имеет локус в одной из двадцати двух аутосомных пар и наследуется по аутосомно-рецессивному типу, независимо от пола ребёнка…

— Уважаемая Светлана! — прогудел тот самый седой профессор, вставая костлявой громадиной. — Вашей работы хватило бы на две-три полноценных диссертации, коллеги меня поддержат! — Коллеги одобрительно зашумели и задвигались. — Пожалуйста, не огорчайтесь тому, что ваша гипотеза не охватила все аспекты — оставьте же хоть что-нибудь неразгаданное и другим! Новых истин взыскуют все!

Академики сдержанно посмеялись, а Бехтерева заговорила с места:

— Светочка, я очень рада, что еще при моей жизни сделан столь гигантский шаг в разгадывании тайн человеческого мозга и мышления! Вам удалось вымести всю лженаучную, оккультную шелуху, и дать разумное, материалистическое объяснение психологическим феноменам. Будь моя воля, я бы вам дважды присвоила ученую степень! Ну, а раз нельзя, придется довольствоваться всего одним дипломом доктора медицинских наук!

Вечер того же дня

Москва, Советская площадь

Женский смех расходился от нашего столика неудержимо, как прибой — обтекал своды «Арагви» и плескался волнами не веселья даже, а чистой радости.

Здешние посетители людьми были вежливыми, и не оборачивались, но улыбки поневоле смягчали лица директоров, конструкторов, функционеров, обсуждавших свои дела, парочки генералов и кинорежиссера, «обмывавшего» Госпремию.

Ловкие официанты, и те скалились, выставляя нам цыпленка тапака или купаты, а счастливее всех заливалась Светлана. Ее день!

— Машка совсем не изменилась, всё такая же эмоциональная и сентиментальная! — болтала она, сияя. — Ка-ак набросится, как запищит! Генеральша наша… Ох, я уже пьяная!

— Скажешь Юрке, пусть на утро рассольчик готовит, — ухмыльнулся я.

— Да он опять в командировке! — отмахнулась Сосницкая.

— Тогда придется самой!

— Ничего! — засмеялась Инна.