— Которые покажут, что все, о чем ты говоришь, происходит на самом деле, а не только в твоей голове, — терпеливо объяснил милиционер. — У нас тут, знаешь ли, работает система доказательств, и без них никого ловить не положено.

— Могу заявление написать, чтобы документ был. А доказательства искать, мне казалось, как раз ваша работа и есть, разве нет?

— Послушай, дружок, — милиционеру, похоже, надоели эти пустые пререкания со странным подростком, заявившемся к ним в самом конце рабочего дня. — К нам сюда за день знаешь сколько сумасшедших приходит? То алкаши, допившиеся до белой горячки, которым нужно срочно всех чертей в доме переловить, то бабки, которым что-то там про их мужика причудилось, то сами мужики, которые считают, что мы должны за их женами следить, чтобы они к любовникам не бегали… Если я буду открывать дела и гоняться по городу после каждой вот такой душещипательной истории, то ни одного бандита — настоящего бандита, а не того, который во сне кому-то привиделся! — поймать никогда не смогу, понял? Меня уволят, а преступность разрастется до невообразимых размеров. Как тебе такая перспектива, а? Ну а что касается самой истории — знаешь, я и сам подобных историй могу насочинять миллион. Например, мой сосед работает на хлебокомбинате и в буханки хлеба запекает золотые слитки, которые потом переправляет на Дальний Восток. Почему бы нам по этому поводу дело не открыть, как ты думаешь? Ведь я же рассказал — значит, правда? Так ведь, по-твоему, получается?

Все было понятно. Никто к моим словам всерьез относиться не собирался. В принципе, милиционеров-то тоже можно было понять: в самом деле, приходит тут не пойми кто, рассказывает истории похлеще «Бриллиантовой руки», да еще и требует от них немедленных действий… Но, с другой стороны, они же видят, что я не сумасшедший и не алкаш. Разве не обязаны они реагировать на обращения граждан? Или что, если я несовершеннолетний — значит, и на мои слова можно внимания не обращать?

— Ну что же, — многозначительно проговорил я, выждав паузу. — Если вы мне отказываете, тогда я так и скажу московскому генералу в «Динамо», что сотрудники в Ростове не хотят помогать жителям, которые обращаются к ним, как к последней надежде на справедливость.

Милиционеры недоуменно переглянулись.

— Так ты что, — нерешительно проговорил «мой» милиционер, — динамовец, что ли?

— Ну да, — охотно кивнул я, — динамовец. Прямо сейчас я защищаю честь голубого флага на чемпионате РСФСР по боксу, который в эти дни проходит в спортивном комплексе «Динамо». Слышали, наверное? А самое главное, что мне даже необязательно будет ждать возвращения в Москву. Завтра у нас финал и закрытие чемпионата. Победителей будет награждать генерал. Наверняка он спросит у нас о наших впечатлениях. Вот ему-то я и вверну фразочку о ростовской милиции. Либо расхвалю ее, как только сумею, либо наоборот.

Разумеется, с моей стороны это было откровенным блефом. Мало того, что я не знал, будет ли на награждении вообще присутствовать какой бы то ни было генерал, так я даже не знал ни одного имени их высоких милицейских начальников! Но упоминание предстоящей встречи с неким абстрактным генералом произвело на ментов серьезное впечатление.

— Хм, — замешкался милиционер и достал новую сигарету. — Генерал, говоришь? Ну а чего ты сразу про генерала-то?

— Не сразу, — поправил я.

— Ну то есть да, — закашлялся милиционер, и, скосив глаза на Васильича, добавил: — Ну-ка, давай, еще раз, не спеша и подробно изложи, чего у тебя там.

Дальнейший разговор с сотрудниками нашей доблестной милиции происходил уже совершенно в другом ключе. Заручившись таким образом поддержкой милиции и заверениями в том, что преступники будут обязательно пойманы, а Роме, Томе и мне ничего не угрожает, я, довольный, вышел из отделения и направился к нашему общежитию. Там увидел знакомую фигуру добывателя Левиных боксерок и якобы спортивного журналиста Гоши Пегаса. Он бродил взад и вперед вдоль входа и то и дело поглядывал на дверь. Его несколько сгорбленная поза говорила о том, что он предпочел бы оставаться никем не замеченным, но спрятаться таким образом, чтобы дверь в общагу хорошо просматривалась, здесь было попросту негде.

Заметив меня, Гоша изумился и дернулся было в сторону, но в следующую секунду здравый смысл взял в нем верх и он попытался изобразить на своем лице какое-то подобие улыбки.

— Ой, здравствуйте! — фальшиво пропел он, приближаясь ко мне и нерешительно протягивая трясущуюся руку.

— Привет-привет, — недобро проговорил я, не обращая на его руку никакого внимания. — Ты чего тут трешься? Меня высматриваешь или кого-нибудь еще?

— Я? Высматриваю? — на Гошиной физиономии нарисовалось недоумение, не менее фальшивое, чем его же улыбка. — Да ну что вы! Я просто тут прогуливался, да и все. Погода сегодня вон какая хорошая, а? Одно удовольствие гулять! Люблю, знаете ли, вот так не спеша пройтись по замечательному Ростову, полюбоваться его видами…

— Ты мне зубы-то не заговаривай, — решительно оборвал его я. — Прогуляться он любит. Взад-вперед вдоль нашей общаги, да.

— Да ну что вы, в самом-то деле! — повторил Гоша, снова сменив выражение своей морды, на этот раз на притворную обиду. — Честное слово, я просто прогуливался неподалеку! А что возле вашего общежития — ну девушка здесь прошла симпатичная, я и не удержался, проводил ее! Разумеется, только взглядом, не подумайте чего дурного.

— Что же дурного в том, чтобы проводить понравившуюся девушку, если она не против? — насмешливо переспросил я.

— Да нет, нет, конечно же, ничего, просто… эээ… просто, ну… — похоже, Гоша в очередной раз запутался в своих легендах и тупо замолчал, уставившись на меня и как будто бы ища в моем лице поддержки.

«Да, братец, хреновенький из тебя аферист-то», — подумал я про себя. «Смыться с бабками как следует не можешь, запутать следы тоже, людей выслеживаешь так, что только слепой тебя не заметит, правдоподобную версию — и ту придумать не в состоянии! Да любой школьный хулиган тебя обставить может в каждом из этих дел. Как же ты в банду-то попал, болезный? Не иначе на крючок тебя посадили за какие-то грехи…»

Вслух я, разумеется, ничего из этого Гоше не высказал. Но, судя по всему, Пегас по моему выражению лица понял, что он выдал себя с потрохами, и теперь он имел