в руках государства, — разваливают! Чтобы им передали, в частное пользование — и шахты, и банки, все! Но что тогда от государства останется? А? Чем вы управлять будете? Югославией? Индией? Отвечайте! — Стриж остановился и в упор посмотрел на Митрохина. Он бросил еще не все свои карты, но он хотел видеть результат этой первой «разведки боем».

Однако по внешнему виду Митрохина ничего нельзя было определить. Он тоже приглядывался к Стрижу, оценивал его. Стриж сел на какое-то сваленное дерево, сказал устало:

— Ну, хорошо. Арестуйте меня. Арестуйте весь партийный аппарат. И с чем останетесь? Думаете — народ будет вас держать? Или армия? Кто сегодня вообще служит в армии? Половину офицеров вы сократили, одни вот такие разъебаи остались! И как только вы выдернете из армии арматуру партийного аппарата, она вообще развалится! И вас же и уничтожит — первыми! У вас нет выбора, Павел. Точнее: он ясен и ребенку. Или вы уничтожаете нас, весь партийный аппарат, и страна превратится в настоящий Ливан, даже хуже, и никакой Горбачев не остановит анархию, вас сметут вместе с ним! Или… — он замолк и пристально взглянул на Митрохина. Теперь, когда он метнул свою главную карту, доигрывание партии зависело не от него.

Митрохин стоял напротив него и молча выдавливал патроны из обоймы «трофейного» пистолета. Казалось, он целиком поглощен этим занятием и, возможно, даже не слушает Стрижа. И только когда он выдавил из обоймы последний патрон, он сказал с улыбкой:

— Поэтому я и встретил вас в аэропорту. Продолжайте.

— Я все сказал.

— Нет. Вы остановились на слове «или». Или страна превращается в настоящий Ливан, или… — Митрохин поднял на Стрижа свои спокойные темные глаза: — Неужели вы думаете, что только вы это понимаете? И что ради спасения страны нужно пойти на жертву ферзя? Но — кем я буду в вашем правительстве?

Но как раз этого Стриж не знал. Митрохин — ставленник Горбачева на посту Председателя КГБ — УЖЕ был чуть ли не вторым человеком в государстве. Что взамен этого может дать или хотя бы пообещать ему Стриж?

— А кем вы хотите быть? — спросил он.

Митрохин перебросил ногу через поваленное дерево, оседлал его напротив Стрижа и, снова загоняя желтые патроны в стальной рожок обоймы, сказал жестко, категорично:

— Мои условия. Первое: вся ваша сибирская мафия остается дома, на своих местах, никаких продвижений в Москву. Второе. Никакие ваши болтуны-идеологи из «Памяти» и «Патриотов России» нам не нужны, мы с вами сами будем идеологи. Кстати, именно поэтому ни вы и никто из ваших «патриотов» не получили приказа голосовать на съезде против Горбачева, я этого не допустил. Третье: номинально Горбачев останется главой государства… — и, предупреждая протестующий знак Стрижа, Митрохин чуть приподнял руку с пистолетом: — Подождите! Дело не в том, что я ему морально обязан своей карьерой. Это херня. А дело в том, что… Еще пару недель назад, до покушения, ваш план был бы беспроигрышный — на сто процентов! Потому что до покушения к Горбачеву относились как к Хрущеву в конце его «славного десятилетия». Но после покушения… Вы знаете, сколько людей записалось на демонстрацию по всей стране?

Стриж не знал. В Свердловске добровольцев было сто семнадцать тысяч, а сколько их по всей стране…

— Двадцать два миллиона! — сказал Митрохин. — Это — невероятно! Мы не можем их посадить за одну ночь! И даже за месяц! Да, партийный аппарат за вас, я знаю. «Патриоты России»! Даже американцы уже знают, что восемьдесят процентов партии против Горбачева. Но разве партия пойдет воевать с народом? Вот я дам вам пистолет. Вы пойдете стрелять в двадцать миллионов? Нет, вы не будете стрелять даже в евреев. Вы хотите, чтобы это сделали мы — КГБ и армия, ну и «Память». Вы нам списки уже приготовили, спасибо… — Митрохин насмешливо улыбнулся.

— Двадцать два миллиона это десять, максимум — пятнадцать процентов взрослого населения, — сказал Стриж, пользуясь паузой. — А остальные, следовательно, за нас…

— Ловко повернуто, хотя и не точно, — усмехнулся Митрохин, но в следующий миг его лицо стало опять серьезным: — Впрочем, потому я вас и встретил. Но имейте в виду: двадцать два миллиона это тоже не кот чихнул! Так вот: мы можем осуществить все, что вы задумали. Мы устроим битье окон в горкомах партии по всей стране и создадим видимость реальной угрозы существованию советской власти. Но все остальное: аресты всех главарей перестройки и полное восстановление партийной власти в стране — это должно быть сделано самим Горбачевым. Точнее — от его имени. Только тогда страна это стерпит и не начнутся гражданская война и анархия. Конечно, мы сменим все Политбюро, чтобы изолировать Горбачева, но на пенсию мы отправим его только через год, а то и через два — когда все в стране уляжется и встанет на свое место…

— И?.. — спросил Стриж. В рассуждениях Митрохина было здравое зерно, так чего ж тут спорить…

— Вы хотите сказать: кто же все-таки будет вместо Горбачева? Я или вы?

Стриж молчал. Конечно, весь разговор был именно об этом, остальное — детали.

— Хотите вместе? — спросил Митрохин. — Коллегиально?

Стриж молчал. Этот Митрохин сегодня предал своего «крестного отца», а завтра… Впрочем, до завтра еще нужно дожить. А пока Стриж нужен Митрохину для отмазки от партаппарата, чтобы все, что он задумал, не выглядело банальным гэбэшным путчем. Стриж — это ставленник партии, а рядом с ним может пройти сейчас в дамки сам Митрохин. Чтобы потом, через год-два…

— Решайте! — нетерпеливо сказал Митрохин, сунув в карман «трофейный» пистолет.

Стриж поднял на него глаза:

— Разве у меня есть выбор?

День седьмой

20 августа

19

Москва, речной канал имени Москвы.

10.15 утра по московскому времени.

Сопровождаемый десятками празднично украшенных парусных яхт и лодок, огромный речной лайнер «Кутузов» медленно двигался на север по каналу имени Москвы, вдоль берегов, испещренных алыми флагами, плакатами и портретами Горбачева.

Восьмиметровые японские телекамеры, установленные на всех трех палубах «Кутузова», показывали демонстрацию трудящихся в Москве. Люди несли увитые красными лентами портреты Горбачева, плакаты с надписями «Крепкого здоровья!», «Долой Батуринцев!», «Живи сто лет!» и — рекламу своих больших и малых бизнесменов. «„Автосервис“ за тебя, Сергеич!». «Автосервис» катил на открытом «КРАЗе» гигантский портрет Горбачева, а сквозь музыку эстрадных и духовых оркестров пробивалась восторженная скороговорка телевизионных комментаторов:

— Это шагают победители перестройки! Личная инициатива, высокоэффективный и квалифицированный труд доказали, что при отсутствии вульгарной уравниловки…

Палубы