Шрифт:
Закладка:
— Куда посчитал нужным, на то дело и отправил, — сквозь зубы повторил Алексей, сгорая от стыда.
Он увидел, что Баламут тянется к кошелю, чтобы отдать украшение, но так обжёг его взглядом, что тот замер.
— Эх-эх-эх, — Кривда покачал головой. — Всё, княжий сын, недосуг мне в твои детские игры играть. Садись на коня, верну тебя к отцу.
— Я никуда не поеду.
— Не заставляй меня силком волочь тебя в Псков. Ты же не хочешь связанным, поперек лошадиного крупа, до самого отчего дома ехать?
— У нас свои дела, куда важнее твоих. Если ты этого не понимаешь — ступай своей дорогой, боярин, а если ты встанешь у меня на пути, то.
— То что? — быстро спросил Кривда. — Что тогда, а? За меч возьмёшься, щенок?
— Как ты смеешь так со мной говорить! Я сын князя.
— Вор и выдумщик ты. Постыдился бы, вечная зима, Мара, какая-то, бабкины сказки, тьфу.
— Это правда! Правда!
Вздохнув, Кривда схватил Алексея за локоть и потащил к своему коню.
— Это правда! Отпустите! — орал княжич, упираясь. — Мара придёт на землю и опустится вечная ночь!
— Эй, боярин, — крикнул Баламут, — дай-ка я с тобой поговорю. Как у нас, простых людей, принято, с такой сволочью, как ты, общаться.
Кривда остановился, обернулся, с искаженным от гнева лицом. Напрасно. Баламут подскочил к нему и от души кулаком врезал в челюсть. Боярин рефлекторно схватился за лицо, отпустив руку княжича.
— Лёша, беги!
Юноши ломанулись сквозь кусты в гущу леса, как два перепуганных зайца. Сзади слышался свист и улюлюканье — в погоню пустились дружинники боярина.
— Как думаешь, — выкрикнул на бегу Баламут, сигая через кусты, что твой лось, — ещё не поздно начать всё с начала? Кажется, мы с твоими друзьями взяли неверный тон беседы. Нам надо бы всем успокоиться. Подумать. Эй, ты где?
Бедный Алексей, давно забывший, что такое длительный бег на своих двоих, не преодолел и ста саженей, как сзади на него навалились боярские люди и повалили на землю. Баламут, привыкший к внезапному бегству, особенно после злоупотребления пивом, вырвался вперёд, но резко остановился, пропахав каблуками сапогов землю, развернулся и ринулся на врагов. Зазвучала ругань, звонкие удары, замельтешили в воздухе кулаки. Борьба не заняла и пары минут, как они вдвоём с княжичем оказались повалены на землю и скручены.
Их притащили обратно на поляну, где ещё догорал костёр. Конь Цезарь, встревоженно дёргая ушами, с тоской посмотрел на своего хозяина.
— Пустите, волчары, — орал Баламут, отчаянно брыкаясь. — Из-за вас, гады позорные, зима на веки вечные настанет! Когда у вас от мороза уши отвалятся, будете ещё меня вспоминать и себя винить! Гады, пустите, кому говорю!
— Прекрати глотку драть, пёс, — сказал Кривда, держась за челюсть.
— Отпустите нас, — крикнул Алексей, — я сын вашего князя, я вам приказываю!
— Держите его, да чтоб не вырвался.
Двое дружинников скрутили верёвкой Алёше руки за спиной. Кривда повернулся к Баламуту, вытер ладонью кровь с разбитой губы, сплюнул. Отвесил пощёчину наотмашь.
— Есть же хорошие бояре на земле русской, — скривился Баламут, — да вот не свезло мне, с такой сволочью как ты встретился.
— Сейчас мы глянем, кто из нас двоих сволочь.
Кривда сорвал с пояса Баламута кошель, развязал тесёмки.
— Это — что?
Он поднёс к самому носу наёмника золотой медальон, переливающийся светом десятков драгоценных камней.
— Так ты мало того, что пёс шелудивый, ни роду, ни племени, — сказал боярин. — Так ты ещё и вор?
— Неправда! — отчаянно закричал княжич. — Это я ему медальон подарил за своё спасение.
— Помолчи, сопляк, — огрызнулся Кривда. — Он вор, а с ворами у нас разговор короткий.
Боярин мерзко ухмыльнулся, посмотрел на княжича, затем снова на Баламута.
— Этого бродягу — повесить.
— Отпустите его, сволочи, — закричал Алексей, срываясь на унизительный фальцет.
— Заткните пацана уже! — рявкнул Кривда.
Дружинник засунул княжичу в рот тряпку и тот лишь мычал, пытаясь вырваться из цепких рук. Двое других схватили Баламута, заломили ему руки за спину и связали, пока третий сноровисто, словно каждый день этим занимается, крутил петлю и перекидывал её через сук.
Отчаянно сопротивляющегося Баламута, ругающего своих мучителей на чем свет стоит, подтащили к дереву и накинули петлю на шею.
— Теперь разрешаю, говори, — сказал Кривда, — последнее слово, пёс.
— Можно хоть самому казнь выбрать? — прохрипел Баламут.
— Нельзя, — ответил один из дружинников и натянул веревку.
Лицо Баламута налилось кровью, вздулись вены, он задрыгал ногами в воздухе.
— Можно и мечом заколоть, нехорошо добрую сталь поганить такой псиной кровью, но я сегодня добрый, — ответил Кривда, натяжение удавки ослабили и наёмник грохнулся на землю.
— Не-не, вы неправильно поняли, — сказал Баламут. — Я бы хотел умереть в своей кровати, пьяным, сорокалетним глубоким старцем.
Кривда провёл ладонью по лицу, покачал головой.
— Вешайте, — скомандовал он.
Снова скрипнула веревка на суку. Княжич, с кляпом во рту, отчаянно замычал, пытаясь вырваться из цепких лап дружинников и придти на помощь товарищу.
— Стойте, стойте, я придумал! — сдавленно произнёс Баламут.
Виселицу опять ослабили и он в очередной раз грохнулся на землю.
— В принципе, — сказал он, откашливаясь, — к этому можно и привыкнуть. Вы только уж понежнее как-то.
— Последнее слово? — равнодушно спросил Кривда, вычищая кончиком ножа грязь из-под ногтей. — Молитва? Некогда нам на тебя время терять, путь до Пскова неблизкий.
— Ты человека жизни лишаешь тут, так ещё и торопишься? Что-то мне подсказывает, что ты нехороший человек, боярин.
— Прекращай языком чесать, — Кривда в сердцах сплюнул, — голова от тебя уже болит. Последнее слово или так и помрёшь, как пёс помойный.
— Гори в аду, — сказал Баламут.
Дружинники натянули верёвку так, что ему пришлось встать на цыпочки.
— Давай поумнее что-нибудь, — оскалившись, сказал боярин, — если ты вообще на такое способен, червяк безродный.
— Когда на землю опустится вечная зима и ты околеешь под забором, — прохрипел Баламут, — я тебя под землей достану.
— Вздёргивайте.
Дружинники натянули верёвку сильнее, лицо Баламута побагровело…
— А что, собственно, здесь происходит?
Все присутствующие, даже Баламут, разом обернулись. Боярские люди отпустили верёвку и