— спросил Баламут.

— У меня ещё шесть старших братьев, — ответил Алексей. — Я самый младший. Если все наши владения начать делить, так и старшим братьям не хватит. На меня-то и клочка земли сухой не найдётся. Вот и решил батюшка, от греха подальше меня в монастырь сослать. Должен был я стать монахом-книгочеем.

Он задумался, горько вздохнул, затем тряхнул головой, словно отгоняя призраки прошлого, и продолжил:

— Да я только пока у монахов письму и чтению учился, о другом уже мечтал. Вот и домечтался. Душой к ратному делу тянусь, а телом всем бесполезным — никуда. Вот так оно и получается, что и в монахи не гожусь, и воин никакой. Зря на меня только Фёдор время тратил. Не в коня корм пошёл.

Баламут толкнул его в плечо.

— Эй, ты так не говори. Сам подумай, ты, получается, весь труд Фёдора обесцениваешь. Все его усилия-то что, прахом пошли, считаешь? Нет, может, мечом ты машешь не как первый в мире витязь, не Алёша Попович и даже не Добрыня Никитич… Но Фёдор из тебя вырастил воина. Потому что душа воина она не здесь.

Он показал на пухлые пальцы княжича.

— А здесь!

Баламут положил ладонь на сердце.

— Вот, что в тебе Фёдор вырастил. У тебя сердце витязя. Так что не подведи его память и не порочь деяния, когда говоришь, что он впустую с тобой трудился. А сейчас — ложись спать. Лёгкий день был вчера. Завтра будем за спасение всей Руси биться.

Он усмехнулся.

— А если не справимся, завтра, возможно, её последний день.

Глава 18 Боярин и мечи

Алексей крепко спал, и снилось ему, как спасённая из лап проклятых сектантов княжна целует его крепко в обе щеки и бросается на шею. Иногда в сон врывались ведьмы и огненные птицы, но он всех побеждал одной рукой, не выпуская прекрасную Василису из объятий. Дрёмы его были прерваны самым бесцеремонным образом, когда кто-то со всей силы пнул его по ноге.

— Ай!

Прекрасные мечты о поцелуях развеялись, как туман, княжич подскочил, потирая ушиб, и тут же потянулся к ножнам. Меча в них не было.

— С добрым утром.

Луна почти полностью скрылась за облаками и в густой ночной тьме княжич едва разглядел того, кто так нахально прервал его сны. А увидев — вздрогнул от макушки до пят. В окружении верной дружины над ним возвышался боярин Кривда, потирающий пальцами меч Сварога.

— Думал скрыться от меня? — спросил боярин, в голосе которого сквозил могильный холодок. — Сбежать хотел, щенок, ну-ну. Кривда, сын Неждана, всегда по следу до самого конца идёт.

— Я не скрывался, — княжич топнул ногой. — Мы спешим выполнить миссию нашу, спасти Русь. Ты помогать нам должен, а не препятствовать!

— Хватит мне голову крутить сказками своими. Всё, спешить некуда, не переживай. Не сбежишь теперь, когда рядом нет твоей магической девки.

— Ты же сам видел магию, Кривда. Всё, что я говорил про Мару и вечную зиму, всё это правда! Мы должны остановить ритуал, иначе всему живому конец.

— Думаешь задурить мне голову своими фокусами, парень? — отрезал боярин, будто не слыша ничего про богиню зимы. — Не с тем связался. Теперь-то мы с тобой по-другому поговорим, только тебе это совсем не понравится.

— Чего ты взъелся, боярин? Если тебе так надо вернуть меня домой, езжай со мной, завтра своими глазами увидишь, с чем мы должны бороться. После этого я и сам домой хочу. Я же не просто так улизнул от тебя, у нас есть великая цель!

— Хватит мне свою «цель» и «великую миссию» заливать, утомил. Ты не просто «улизнул», мальчишка, — прошипел Кривда, трясущимся от гнева голосом. — Ты унизил меня. Твой холоп ударил меня по лицу, твоя девка своим чёрным колдовством швырнула меня в лес, как щенка. За такой позор надо мстить, и мстить я буду, даже не сомневайся.

— Что тебе, месть за унижение дороже, чем вся Русь целиком?

Кривда подошел так близко, что Алексей почувствовал на лице его зловонное дыхание.

— Угадал, мальчишка, содрать с тебя шкуру — важнее этого для меня ничего нет. Ты не только меня унизил, ты весь мой род до последнего колена унизил, сопля. Такой позор не оттереть, не смыть. Но я попробую. Твоей кровью. Да с выдумкой. Чтобы и на том свете ты хорошенько запомнил, что бывает с теми, кто переходит дорогу боярину Кривде.

— Ты что такое говоришь, — пролепетал побледневший княжич. — Объяснись-ка.

— Тихо, мальчишка, тихо. Вопросы тут я задаю. Где дружок твой, у меня к нему тоже должок неоплаченный?

Алексей кинул взгляд через едва тлеющий костер, напротив которого вчера заснул Баламут. Самого наёмника, казалось, и след простыл.

— Нету его, — быстро ответил он. — Бросил он меня и уехал куда-то, а куда — того не ведаю.

— Врёшь, — уверенно сказал Кривда. — Уехал без коня и без плаща своего?

Княжич промолчал.

— Эй! — крикнул боярин во всю глотку. — Пёс! Ты куда спрятался! Под какой куст забился, трус, выползай, тогда я пощажу тебя.

Он издевательски приложил ладонь к уху, прислушиваясь.

— Тишина. Молчит, как будто бы нет его, спрятался и бросил тебя. Чего ещё было ожидать от такой безродной шавки. Но он где-то тут и мы уж отыщем его.

Алёша стиснул зубы и промолчал.

— Очень жаль, что ему плевать на тебя, на помощь он не спешит, — сказал Кривда, — но ничего, мы поищем и сами найдем. Искать-то мы умеем. Очень уж хочется мне познакомить его кишки со сталью.

В испуге княжич снова потянулся к оружию, забыв, что ножны пусты, и почувствовал себя, будто голый.

— Ты, должно быть, с ума сошёл, боярин, такие вещи говорить. И меч верни мой! — сказал Алексей. — Он волшебный.

— Тихо-тихо, — Кривда толкнул его в лоб, так что княжич осел на землю, — не шуми, голова от тебя болит. Железку твою я себе, пожалуй, оставлю, любопытна больно. Да и зачем тебе она, сопляк, порежешься только. Иди вон, палку подбери и с крапивой воюй, вот единственное, на что ты способен.

— Ты как со мной разговариваешь, боярин?

Алексей вскочил на ноги и посмотрел ему в глаза.

— Не забывайся, я княжий сын, а