— Всего пятнадцать минут в день. Обещаю, это сработает, — заверила она.

В конечном итоге оказалось, хотя и больно было это признавать, что полноценный сон, физические нагрузки и здоровое питание помогли Кейт приручить горе и гнев, которые раздирали ее изнутри, — а не ее собственная диета из гор шоколада, бутербродов с арахисовым маслом и литрами шардоне (кто бы знал?).

А теперь выяснилось, что и секс помогает.

Впервые за много лет Кейт стала замечать за собой, что глупо улыбается, словно легкомысленная школьница, при мысли о мужчине. Она изголодалась по физической близости. И всякий раз, когда они с Маркусом оставались наедине, даже если просто работали за одним столом, Кейт ощущала себя так, будто ее кожа горит.

Это стало для нее сюрпризом. За последний год Молли дважды пыталась устроить личную жизнь Кейт. Сначала был чокнутый скрипач, потом — недавно разведенный коллега по юридической фирме, но после первого же бокала шампанского Кейт понимала — ничего не выйдет.

Она уже и не ожидала, что вновь сможет пережить эти мгновения, когда зарождение нежных чувств к мужчине сопровождается мощным натиском вожделения.

Кейт вдруг опешила. Так вот, значит, что это было? Любовь?

Маркус сидел возле Лив, выжимая сок из лимона на дольки манго.

— Вот, — сказал он, передавая Кейт манго, — спас для тебя немного еды, а то Лив скоро прикончит все лепешки.

— Папа!

— Мне хватит и одной, Лив, обещаю, — подмигнула Кейт Маркусу.

— Поверь, попробуешь, и уже не оторвешься, пока не умнешь все!

Кейт присела рядом и выбрала себе хрустящую лепешку — на вид она походила на спрессованные жареные спагетти, но на вкус — как рис. Поверх лепешки она уложила толстый слой пасты из кокосовой стружки, смешанной с соусом самбал из перца чили, фиников и лука. Пряные блюда сопровождались красочным разнообразием плодов хлебного дерева, манго и кисло-сладкого рамбутана, которому Кейт отдавала предпочтение.

Под конец принесли два эспрессо, от запаха свежего кофе Кейт невольно заулыбалась. Последние дни Маркус был ненавязчиво заботлив. Он запомнил, что она предпочитает черный кофе, а во время работы любит белый чай, разбавленный холодной водой, чтобы не обжечься. Маркус иногда давал ей дельные советы насчет чипсайдской статьи и консультировался у нее по поводу изображения изумрудных часов и помандера. В процессе работы они постоянно подшучивали друг над другом, и она была рада, что вместо неловких споров во время выбора иллюстраций к статье, как нередко случалось с другими коллегами, она наслаждалась совместным творчеством с тем, кто был заинтересован в наилучшем результате не меньше, чем она сама.

После завтрака Маркус отправился на арендованном вертолете в горы. Лив готовилась к экзаменам, прерываясь на купание и поедание сочных плодов ассаи с травяным смузи. Кейт полдня корпела над проектом «Мементо мори» для своего швейцарского клиента, затем продолжила работу над статьей о драгоценностях Чипсайда.

Вечером они все вместе прогулялись вдоль пляжа, полюбовались подсвеченным фортом Галле и едва успели вернуться в отель, как поднялся ветер, швыряя им в лицо песок.

После прогулки Лив откланялась, сославшись на подготовку к экзаменам.

— Пора браться за книжки. Не дождусь, когда этот год уже закончится.

— Ты думаешь, она знает? — спросила Кейт на третью ночь, когда они лежали обнаженными под белыми простынями в ее номере.

— Знает что? — спросил Маркус с явной издевкой и провел пальцем по ее бедру.

— Я серьезно! — возмутилась Кейт, приподнявшись на локте.

Он приподнялся ей навстречу и поцеловал в лоб.

— Я уверен, она переживет это. Ей стукнуло восемнадцать, считай, взрослая.

Должно быть, смущение, которое охватило Кейт, отразилось на лице, и Маркус принялся ее успокаивать.

— Послушай, сейчас она по горло занята своими выпускными экзаменами, затем ей надо решать, что делать на следующий год. Короче, ее не интересует, чем там занимается старенький папаша. К тому же, ты ей нравишься.

И он снова поцеловал ее, но уже в губы, скользнув рукой по талии и ниже. Затем навалился и крепко сжал в объятиях. Кейт не могла насытиться силой его рук, солоноватым привкусом кожи.

Потом, лежа на скомканных простынях, мокрые от пота, они делились спонтанными воспоминаниями из своей жизни. Маркус рассказал о своих путешествиях на плато Кимберли в Западной Австралии, где красная пыль проникает буквально в каждую щелочку вашего тела, одежды и снаряжения. В красках описал новогодний фейерверк в Сиднейской гавани и поведал о самом удобном месте, с которого лучше всего его наблюдать. Кейт поделилась впечатлениями об осенних прогулках по Бостону и призналась в любви к дому Эсси на Луисбург-сквер, и что для нее не было прекрасней места в мире, чем солнечная кухня Эсси со стенами лютикового цвета и такими же занавесками, где всегда пахло свежей выпечкой.

Затем, как это обычно случалось, они заговорили о работе.

— В самый первый день я видел у тебя рисунок пуговицы, очень похожей на те, что в Лондонском музее. Есть какая-нибудь связь? — спросил Маркус.

— Пока не уверена, — ответила Кейт, пытаясь подражать беспечному тону Маркуса. — Я нашла этот рисунок в бумагах моей прабабушки. Она родом из Лондона. А тут еще оказалось, что у моей кузины Беллы есть кулон из точно такой пуговицы. Она носит его на цепочке. Только на рисунке пуговица с камушками, а на кулоне Беллы их нет.

— Так это целая история. Собираешься ее вставить в статью?

— Нет, по крайней мере, пока не найду убедительных доказательств. Прабабушка не очень-то распространялась о своем детстве. Ее семья из бедных ирландских иммигрантов. Как-то я ее расспрашивала, мне тогда было восемнадцать… — Кейт в задумчивости пожала плечами. — Я все допытывалась, почему она больше никогда не ездила в Лондон, но она так и не ответила. До сих пор понятия не имею, что произошло…

Кейт замолчала, думая о том, что, скорее всего, Эсси не желала ворошить прошлое. Боль, утраты и разочарование — весь этот скорбный багаж она запрятала глубоко в своем сердце. Как поступила и сама Кейт, выбросив из головы образ конверта с почтовой маркой Новой Зеландии, хранившийся под кипой бумаг на ее рабочем столе.

— В основном Эсси рассказывала о простых повседневных вещах — как они ели рыбу по пятницам, как собирали уголь на железной дороге, о протестах суфражисток. Как мальчишки играли в футбол на мощеных улицах.

— Похоже, она была неплохой рассказчицей. Значит, это у вас семейное.

— Возможно. Правда, я предпочитаю ювелирную тему. Больше конкретики.

— Ну, так что собираешься делать?

— Не знаю, — промямлила Кейт и прикрыла лицо подушкой, чтобы не выдать своего отчаяния. — Я в том смысле, а что, если Эсси или кто из ее близких украли это украшение? А как еще могла появиться такая вещь в полунищей семье?