ту же кучу.

Хаотично кружу глазами по сильному телу, которое знаю наизусть. Вдоль и поперёк, мать его.

Ни одной царапины.

Ни одной раны на груди у Соболева.

Это значит… Боже мой!

Даня подступает ближе, аккуратно обхватив мои плечи, отодвигает, чтобы пройти в ванную комнату.

По инерции плетусь за ним, ощущая распространяющийся солоноватый запах. Сердце колотится как ненормальное. На широкой спине тоже чисто. Слава богу, конечно. Я бы вряд ли пережила, если бы с ним что-то случилось. Но… Это ведь кровь на футболке?!

— Со мной пойдёшь? — усмехается, расстёгивая ремень на джинсах.

— Нет, — резко мотаю головой, пугаясь. — Ты… ты что кого-то убил?

Богдан упирается ладонями в мойку, чуть наклонившись и, наконец, смотрит на меня через отражение в зеркале.

Замираю, пытаясь разгадать послание, запечатанное в серых глазах. Но там ничего нет. Словно мёртвые. Впервые в жизни такие пустые, будто из них совком выскребли весь смысл.

Его тело напряжено. Всё — поза, движения — выражают лютую агрессию, но не ко мне. Он будто на взводе.

Тронешь — взорвётся.

Страх разъедает кровь, но я упорно отказываюсь воспринимать действительность. Для меня настолько удивительно видеть мужа таким. Как бы Даня ни злился, как бы я не доводила бесконечными истериками, он никогда по-настоящему не сердился вот так чудовищно. Я всегда, стопроцентно была уверена в том, что он никогда не причинит мне вред.

Мне.

А другим?!

— Что ты наделал? — шепчу.

— С осуждёнными разводят без вопросов, Ян, — шутит мрачно, перекидывая взгляд на своё отражение. — В одностороннем порядке.

— Соболев, — рычу сквозь зубы, подлетаю ближе и бью кулаком по спине. — Что ты натворил, признавайся?!

Богдан мгновенно расслабляется. Резко разворачивается и привлекает меня к себе. Хрипло смеётся, но получается немного нервно. Меня окутывает теплотой, хочется, чтобы не выпускал из объятий, хоть и развод — дело решённое.

— Всё в порядке, Ян, — твёрдо проговаривает. — Все живы. Я сейчас приду, хорошо?!

Потерянно киваю и выхожу из ванной, плотно закрывая дверь.

Вынимаю из ящика в прихожей объёмный пакет и складываю туда куртку с футболкой. Стараюсь не дышать. Чувствую себя грёбаной соучастницей. Словно патроны ему подаю.

Убрав всё, хожу из угла в угол на кухне.

Шум воды в ванной комнате стихает, через минуту Даня проходит в спальню. Вокруг узких бёдер — белое полотенце, по мышцам на спине стекают прозрачные капли. Вопреки здравому смыслу смотрится довольно сексуально, поэтому от греха подальше остаюсь на кухне.

Усаживаюсь на стул и лихорадочно перебираю пальцами по столу.

— Тебя все потеряли, — произношу, когда он появляется на кухне. Босой, в спортивных штанах и чистой футболке.

Даня мельком стреляет в меня коротким пустым взглядом.

— Прости. Телефон сдох.

Молча наблюдаю, как ставит мобильный на зарядку и выкладывает из кармана пачку Мальборо с блестящей зажигалкой.

— Ничего… ну, что я сама сюда зашла, без разрешения? — спрашиваю, чтобы занять паузу.

Соболев ухмыляется и открывает холодильник.

— Это и твоя квартира, — отвечает тихо.

— Пока, да, — киваю. — Просто, может… у тебя есть кто-то.

Дверка с шумом закрывается.

Даня никак на моё предположение не реагирует и я дальше мысль не развиваю.

— Есть будешь? — интересуется, поглядывая на единственный контейнер в руках.

— Нет, я ужинала с детьми, — отказываюсь.

— Как они?

— Нормально всё. Не болеют. Маша тоже тебя потеряла. Ты вчера не звонил, — ничего не могу с собой поделать. В голосе проскальзывает обвинение. Во мне так много вопросов, что, боюсь, взорвусь, он тоже это чувствует. Всегда чувствовал.

— Прости, — ещё раз извиняется, включая микроволновку. — Завтра заберу их сам со школы и из сада.

Разворачивается ко мне и приподнимает бровь. Мол, говори уже.

— Я не уйду, пока ты мне всё не расскажешь, — произношу отчётливо, укладывая дрожащие руки перед собой. — Что всё это значит? — киваю в сторону прихожей, где находится мешок с уликами.

— Ты за рулём? Маша с Ванькой у родителей?

— Нет, они с няней.

— Выпьешь со мной немного? — спрашивает, кивая на шкафчик, в котором обычно хранятся алкогольные запасы.

Неуверенно пожимаю плечами. Такое у нас впервые.

— Надо только сообщить Галине Семёновне, — решаюсь.

Даня кивает на свой телефон.

— Звони.

Пока я договариваюсь с няней, извлекает бутылку коньяка, пару стопок и плитку шоколада. Одним движением вскрывает крышку.

Никогда не была фанатом горячительных напитков, но мне надо его разговорить.

— Как это пьют? — спрашиваю, когда Богдан пододвигает ко мне наполненную стопку.

— Залпом, — отвечает тихо и с сомнением обводит взглядом моё лицо. — Давай, лучше красного вина́?

Мотаю головой и послушно выпиваю коньяк, закусываю долькой горького шоколада. Горло полыхает нестерпимо, но уже через минуту становится гораздо лучше. Молча наблюдаю, как Богдан приговаривает одну стопку и тут же наполняет другую.

Позже, пока он спокойно жуёт что-то вроде Карбонары, исследую коротко — стриженную макушку и обращаю внимание на руки.

— Ты что… его убил? — спрашиваю, замечая свежие царапины.

— Нет.

С облегчением выдыхаю.

— Со мной был Роб. Остановил.

Нервно сглатываю скопившуюся слюну.

— Как ты его нашёл?

— Кого?

— Соболев, хватит, — рычу. — Вера мне всё рассказала.

Богдан зло усмехается.

— Вера… язык без костей.

— Как ты его нашёл? — повторяю.

Даня чертыхается и признаётся:

— Это было несложно. Двор весь камерами утыкан, как грибами.

— Но прошло уже столько времени, — неверяще качаю головой.

— Срок хранения видеозаписей на удалённом сервере — три месяца. Оказывается, у нас хорошая управляющая компания — раскошелились на дорогое оборудование. В следующий раз за них же проголосую.

— Ясно, — шепчу.

Не знаю, что со мной творится… возможно, алкоголь так будоражит кровь, но внутри ощущаю ненормальное ликование. Вместе с тем тревожно проговариваю: — Зачем? А что, если… напишет заявление. Тебя посадят.

— Не напишет. Не переживай.

— Откуда такая уверенность, Дань?

— У старого козла дома семеро по лавкам, примерный семьянин. Жена педагог со стажем, даже внуки имеются. Не будет он подставляться, Ян. Говорю же, не волнуйся.

Замираю в ужасе.

Разве так бывает?! Такие люди? Чтоб дома примерный семьянин, а сам маньяк — маньяком.

— Будешь ещё? — кивает Богдан на бутылку.

— Пропущу, — шепчу, следя, как он опрокидывает очередную стопку без закуски.

Осторожно отодвигает полупустой контейнер. Громко задерживает дыхание, затем устало растирает лицо ладонями и уставляется на меня.

Смотрим друг на друга в упор.

Наверное, алкоголь влияет не только на меня, потому что в светлых глазах, в конце концов, мелькают живые эмоции.

Смесь отчаяния с тяжёлой виной. То, чего опасалась и не хотела.

— Прости, — говорит он, прерывисто вздыхая. — Не знаю, что сказать, Ян.

— Я тебя не виню, — облизываю пересохшие от волнения губы. — Поначалу… может быть. И в ту ночь.

Богдан