Шрифт:
Закладка:
— Всё хорошо. Наших слушателей прошу понять героиню. Обычно мы записываем подкаст «Сама виновата» заранее, тогда есть возможность сделать перезапись и справиться с эмоциями.
— Ничего страшного, — слышу голос жены. — Я продолжу. На улице было темно, водитель ехал по ночному городу. Как назло, нигде не останавливался, да и двери заблокировал. Я несколько раз спрашивала, куда мы едем, начала реветь, он сказал не кричать, отобрал вещи. Выехали за город…
Сжимаю кулаки на руле до омерзительного скрежета.
Сука. Я в ахере.
Вдоль позвоночника простреливает страх. Страх за близкого человека, который тут же сменяется бешеной яростью.
— Остановившись, он… водитель перелез на заднее сидение и набросился на меня. Говорил ужасные вещи, удерживал силой… прикасался. Так мерзко.
Вспышками в голове сквозят картинки, как она выглядела в тот вечер. Бельё. Чёрное, сексуальное. Которое сам выбрал по переписке. Тысячу раз просматривал фотографии за последние недели. Для мужика, оставшегося в одиночестве, это нормально.
— Было ли это насилием в общепринятом смысле? — спрашивает ведущая.
Резким движением пытаюсь ослабить ворот рубашки, пуговицы отскакивают под ноги. Стряхиваю пепел на брюки. Сигарета в руках, кажется, уже вторая или третья.
— Нет, — выдыхает Яна. — Я смогла себя защитить. Вовремя вспомнила про туфли на шпильках, — хохочет. Невероятная женщина. Она хохочет. — Сняла одну и ударила. Затем ещё и ещё. Била до тех пор, пока он не замер. Дальше убежала босиком по гравию. От страха сейчас мало что помню. Извините, — угасает.
В салоне автомобиля образуется камерная тишина, в которой я отчётливо слышу всхлип, лишающий возможности анализировать.
Следующие полчаса в эфире проходят за обсуждением дальнейших событий. Яна подробно рассказывает, как подала заявление в следственный комитет. Ей не отказали, но и не перезвонили ни разу. Описывает преступника в мельчайших ужасающих деталях, которые я тут же камнем выбиваю на подкорке головного мозга. Я заставлю урода жрать леденцы жопой.
Клянусь.
Сознание работает неправильно. По-животному. Хочется приторного запаха крови. Ощущения жжения на костяшках пальцев, рвать мясо и грызть останки.
Бью по рулю безжалостно.
Слушаю как в студии рассуждают о проблеме отсутствия контроля со стороны таксопарков и государства, пока ведущая не задаёт вопрос, ответ на который выдирает из сердца последние жилы: — Забыла уточнить, был ли у вас мобильный и пытались ли вы набрать «сто — два» или кому-то из родных?
— Телефон был, — хрипит жена. — Я звонила… близкому человеку. Но он не взял трубку.
Опустив голову на руль, пытаюсь справиться с адским пеклом внутри.
В этот раз парашют не раскрылся исключительно по моей вине…
Глава 30. Яна
После интервью с Каролиной у меня неожиданно поднялась температура.
Это похоже на вспарывание зажившей раны. Из неё снова хлынула кровь, унося с собой нарывы.
Было очень паршиво.
Но помимо отрицательных эмоций, я ощутила и много жизнеутверждающих. Словно для себя крайне важно было ещё раз пройти этот опыт.
И возможно, быть полезной.
Раньше я вообще не задумывалась, что, даже будучи домохозяйкой, можно просто помогать другим. И дело вовсе не в деньгах. Ведь поддержка на ней не заканчивается.
Я так упорно пыталась что-то доказать родным их же методами. Выгрызала своё место так, как умею. С помощью нового дома, успешного мужа-бизнесмена, дорогостоящей сумки или ненавистного чайного сервиза. Стремилась стать похожей на отца, маму и Олю.
И это тоже довольно закономерно.
Потому что я и есть они. Моя семья.
Это ведь не мной придумано. Так заложено природой. Берёза может сплестись с дубом, прорасти сквозь раскидистые ветви, нежиться в его громадной тени, но от этого не примется плодоносить желудями.
Пример банальный, но факт.
Сейчас, спустя время и массу обстоятельств, наконец-то начинаю прозревать и улавливать важное. Ведь, помимо того, чтобы чувствовать себя частью родовой системы, определяющее значение будет иметь решающий момент — когда ты наконец-то увидишь свои различия с ней же.
Я — Шацкая. Но с оговорками. Со своими зазубринами и неровностями на стволе. С собственной историей, вот уже десять лет тесно связанной с Соболевым. И глупо от этого отнекиваться.
Данное открытие внезапно воодушевило и заставило расправить крылья, как никогда.
Следующим утром, будучи в отличном настроении, везу детей в школу и сад. Отправляясь на работу, первым делом звоню своему адвокату.
— Яна, привет, — отвечает Арсений живо.
— Доброе утро. Я готова обсудить условия соглашения.
— Однако, — удивляется. — Я рад.
— Давай назначим встречу Богдану и его новому защитнику, — надеюсь он уже его нашёл?
— Хорошо, я сегодня же свяжусь с ними. Есть какие-то конкретные пожелания?
— Как можно скорее, Арсений, — твёрдо проговариваю.
— Я тебя услышал. Позвоню.
* * *
Рабочий день начинается сумбурно.
К нам в центр вот уже в третий раз возвращается Тася Волкова.
Девушку систематически избивает муж, которого не смущают двое сыновей, пугающихся до смерти. Бывший подающий надежды, а позже травмированный боксёр-тяжеловесник просто не может найти иное применение собственной силе, кроме как срывать её на хрупкой жене.
Трёхлетние близнецы сегодня ведут себя чересчур неестественно.
Обычно они носятся с другими детьми, играют в монстров и прилипают ко всем подряд с вопросами. Сейчас же молча выполняют просьбы и совершенно не смотрят в глаза. Ближе к обеду тот, что помельче начинает мучительно рыдать, и я срочно вызываю на работу Алексея Геннадьевича.
Мы с Тасей оставляем парней на него, и едем на моей машине в травмпункт, чтобы в очередной раз зафиксировать побои, а позже направляемся в районный отдел полиции.
Я стараюсь не наседать, не напоминать девушке о том, что всё это уже было. Буквально пару недель назад.
Иван, её муж, на время меняется, становится послушным, внимательным, вымаливает о прощении, но позже снова начинается непрекращающийся кошмар.
Замкнутый круг.
Волкова молча держит пакет со льдом у виска и периодически всхлипывает.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю, поглядывая на зажатую в трясущейся руке справку из травмпункта.
— Лучше, чем в прошлый раз. Уже знаю, как себя вести, когда Ваня… сердится.
Возмущённо качаю головой и сжимаю зубы покрепче. Хочется многое высказать, но Тася обратилась к нам за помощью, а не за причитаниями и лишними советами.
— Он ведь никогда не изменится, да? — спрашивает отчаянно.
— Я… не знаю, — выдыхаю жалостливо.
— Снова ему поверила, — плачет. — Две недели как по струнке ходил, даже на работу устроился. В соседний супермаркет охранником. С детьми время проводить стал, был ласковым.
— Как
