Шрифт:
Закладка:
Подростком Джерри Брудоса выписали из Центрального госпиталя Орегона с рекомендацией «повзрослеть». Что же, он повзрослел, но за прошедшие годы его отклонения только усилились и разрослись до гигантских размеров. Теперь семерым психиатрам предстояло по отдельности опросить Брудоса и представить свои выводы суду. С Брудосом беседовали по очереди доктора Джордж Р. Сакоу, Герхард Хаген, Роджер Смит, Ги Парвареш, Айвор Кэмпбелл, Колин Слейд и Говард Дьюи.
Перед ними предстал человек, постоянно пребывавший в напряженном и возбужденном состоянии; Брудос не мог усидеть на месте, часто вскакивал и принимался расхаживать по допросной. Временами начинал рассматривать какой-нибудь предмет в комнате, не в силах от него оторваться. Его ногти были обкусаны до мяса.
Сам себя Брудос описывал как человека одинокого и закрытого, но в действительности был весьма общителен и разговорчив. Он говорил о себе в терминах превосходства и уснащал свою речь избыточными деталями. При этом он избегал действительно важных вопросов.
На эмоциональном уровне он казался нормальным – за исключением моментов, когда ему приходилось рассказывать про смерть его жертв. К ним он не проявлял никаких эмоций. Раз за разом он повторял свой рассказ каждому психологу и психиатру, и все они видели – убийца не раскаивается в своих преступлениях. Жизни жертв были ему безразличны.
Брудос описал себя одному из докторов так: «Я дружелюбный человек, который, если попросить, отдаст последнюю рубашку». Однако несколько минут спустя он заявил: «Я поступал так, как поступал, потому что все пытались мной пользоваться».
У него были проблемы с датированием прошлых событий из жизни, вероятно, связанные с блокировкой детства, которое он считал несчастным. Ненависть Брудоса к матери была очевидна всем, кто опрашивал его. Он любил женскую одежду, но утверждал, что никогда не переодевался в материнские вещи – даже не помышлял об этом. Ее обувь казалась ему уродливой. Она отдавала предпочтение его брату… всегда. А его ставила на второе место.
Казалось, что ненависть к матери повлияла на его мышление в целом и распространилась на всех женщин – за исключением Дарси.
– Она не наряжалась, как другие женщины, и от этого мне становилось жалко себя, – говорил Брудос со слезами на глазах. – Но это единственное, что меня в ней не устраивало.
Джерри Брудос плакал – да, но только по самому себе. Об убитых девушках он говорил ровным и спокойным голосом:
– …я натолкал в грацию бумаги, потому что у нее текла кровь, а я не хотел запачкать машину.
– …у нее были бледно-розовые соски, и они сливались с кожей, поэтому я не стал ее фотографировать. И слепки не получились, так что я их выкинул. А потом сбросил ее в реку.
– …я занимался с ней сексом и одновременно душил кожаным ремешком.
За долгие часы опросов Джерри Брудос неоднократно плакал по себе и своей жене – но никогда по своим жертвам.
Когда его попросили описать, какой он человек, Джерри Брудос ответил:
– Мне не нравится, когда мне говорят, что делать. Я живу в мире, полном людей, но чувствую себя одиноким. Я не разбирал, что правильно, а что нет, в момент смерти тех девушек, но я ведь тогда об этом и не думал. Больше всего меня беспокоит, что я застрял здесь и не могу сам ничего сделать. До этого я всегда все контролировал и сам решал, как мне поступать.
Джерри просил направить его на лечение в госпиталь. Был уверен, что сможет стать полезным членом общества и воспитывать своих детей…
Однако ранее Брудос ни разу не обращался за психиатрической помощью по доброй воле – это приходило ему в голову, только когда его ловили.
У Джерри Брудоса сняли энцефалограмму, чтобы определить, не являются ли его странные фантазии результатом повреждения мозга, но выяснилось, что его мозг функционирует нормально. Его коэффициент интеллекта также оказался выше среднего.
По критериям закона он не был невменяемым. Ни один из семерых докторов не нашел у него психоза. Они признали его полностью ответственным за свои действия.
Доктор Ги Парвареш отразил свои выводы в следующем отчете адвокатам Брудоса:
При психиатрическом обследовании проявлял признаки тревоги, ажитации и депрессии. Часто плакал, говоря, что болен и не получает помощи. При подробном обсуждении своих преступлений выглядел озабоченным, эмоционально отстраненным и выражал уверенность, что «это было необходимо». На всем протяжении собеседования складывалось впечатление, что этому человеку всю жизнь что-то угрожало – настолько, что у него сформировалось хорошо организованное параноидальное мышление, поэтому, вступив на путь преступления, он уже не сомневался, что должен продолжать. «Не было никаких сомнений, что их [убийства] надо совершать, хочу я того или нет».
В целом я не выявил признаков психотического процесса или расстройств восприятия. Когнитивные процессы сохранны, обследуемый отдает себе отчет в текущих и прошлых событиях. Базируясь на клинической оценке, его интеллектуальные способности выше среднего. Социальные суждения слабы и ошибочны, о своих эмоциональных проблемах он судит неверно. По моему мнению, мистер Брудос понимает природу обвинений против него и может участвовать в своей защите. У этого человека наблюдается параноидальное расстройство, и его поведение – плод этого расстройства. Тем не менее я убежден, что он может отличить приемлемое с моральной и социальной точки зрения от неприемлемого. Изучение его прошлого и данное обследование показывают, что этот человек представляет угрозу для себя и для общества.
Доктор Джордж Р. Сакоу, также обследовавший Брудоса, высказался в том же ключе, хоть и немного другими словами:
В целом на всем протяжении своей жизни, начиная с самого детства, этот человек нападал на женщин с возрастающей степенью жестокости. Это началось с фетишизма, когда он крал женскую обувь и белье. Здесь он похож на человека, который выписывает поддельные чеки. Когда его не ловят, он решает продолжать, совершая все более тяжкие правонарушения, поскольку никто не проводит для него границу, показывающую, где начинается неприемлемое поведение. Когда мистер Брудос поступил в Центральный госпиталь Орегона, эта граница была проведена, и несколько лет, если верить мистеру Брудосу, он ограничивался только фетишизмом – но затем началась эскалация, требовавшая все более причудливых действий для достижения сексуального удовлетворения. Интересно, что их с женой сексуальные отношения, по его словам, ухудшились в последние два года до такой степени, что с ее стороны превратились в чисто механический акт, совершаемый по его настоянию и не приносящий полноценного удовлетворения ни одному из них.
У мистера Брудоса прослеживается зародившаяся