– Вот как? – удивился Манкора. – Но вы только что сказали, что теряете сознание, когда…

– Да. Но Алекс говорил со мной. И Чарли. А вчера… или уже сегодня? Неважно. Они приходили вдвоем. Я слышала их. Обоих.

– Слышали? – напряженно переспросил Манкора. – В голове? Как у…

– Сумасшедших? Нет, я не сума…

– Никто, – перебил Дон, – этого не утверждает!

– Штраус и еще одна женщина… они уверены, что…

– Они ничего не понимают, – твердо сказал Манкора. – Штраус – отличный психолог, но в физике, тем более квантовой, не понимает ничего. Так вы говорите, миссис Гордон…

– Эйлис.

– Хорошо. Так вы говорите, Эйлис, что слышите голоса…

– Я не слышу голоса! Ощущение… не знаю, как объяснить… будто я думаю так, как думает Чарли, а потом – как думает Алекс, а потом – как сама, а потом мысли смешиваются, ну, знаете, когда думаешь о нескольких вещах сразу. Я читала, что мужчины не могут думать одновременно о разном, у них возникает когнитивный диссонанс, а женщина всегда думает о двух-трех вещах: нужно помыть посуду, и какую краску выбрать для волос, и в углу, кажется, пыль, нужно вытереть, и если сейчас же не выйти из дома, то опоздаешь, и Вангер, это наш начальник отдела, обязательно…

Эйлис запнулась. Отчего она так разговорилась?

– Очень интересно, – вежливо сказал Манкора. – То есть вы не слышите Гордона, а думаете его мыслями. Как вам удается понять, что это не ваши мысли?

– Ну как же!

Действительно, как? Она прекрасно понимала, когда с нею говорил Чарли, когда Алекс, когда оба, но объяснить, как это происходит, не могла. Голоса? Нет.

– Не знаю. Похоже на интуицию. Хотя… Нет, не знаю.

И что-то еще. Странное.

– Послушайте, – сказала Эйлис, – Сколько сейчас времени? Кажется, столько всего произошло… а я… то есть…

– А! – улыбнулся Дон. – Ощущение времени. Это очень индивидуально. Сейчас… – Он достал из кармана телефон и взглянул на экран. – Восемнадцать тридцать две.

– Вечер! Мне показалось, утро.

– Вас удивляет, что вы не голодны, вам не хочется пить и, извините, в туалет.

Эйлис кивнула.

– Я вас удивлю еще больше, – Манкора продолжал улыбаться – не намеренно, как бывает, когда человек хочет удивить и прилагает к этому усилия. Улыбался он от всей души, потому что хотел, чтобы Эйлис сохранила присутствие духа – ей это понадобится, и он хотел помочь. – Сейчас вечер, но число не семнадцатое, когда вы оказались у нас.

– Не семнад…

– Девятнадцатое, миссис Гордон.

– Вы шутите?

– Нет.

– Вы хотите сказать, что все это время…

– Вы правильно поняли, – кивнул Манкора. – Гордон, но чаще Панягин, пару раз были оба, то есть осознавали обоюдное присутствие, если так можно выразиться. Гордон с аппетитом пообедал… кстати, сказал, что вы терпеть не можете цветную капусту и никогда ее не готовите.

– Ненавижу! – Эйлис вздрогнула. Она не ела цветную капусту из-за сильнейшей аллергии, а Чарли обожал.

– Гордон, – продолжал Манкора, – съел суп из цветной капусты и, к сожалению, только потом вспомнил о вашей аллергии. Он перепугался, ожидал аллергической реакции, и все мы тоже. Однако ничего не произошло. Понимаете, Эйлис?

Она покачала головой. Как он мог? Чарли. Забыть. Не подумать. Эйлис чуть не стошнило, она наклонилась вперед, перевела дыхание… Отпустило.

– Гордон пообедал, – продолжал Манкора после непродолжительного молчания, – а Панягин поужинал.

– Жареными колбасками и икрой из баклажанов, – немного придя в себя, вспомнила Эйлис. Подумала: «Странно. Почему я это помню?» Алекс не говорил, что любит кушанье, которого она никогда не пробовала и даже не видела. Что-то российское?

– Да, – кивнул Манкора. – Вам, конечно, известны гастрономические пристрастия Панягина.

– Нет! – воскликнула Эйлис и объяснила в ответ на удивленный взгляд Дона. – Мы о еде не говорили. Я… просто вспомнила.

– Очень интересно! – воскликнул Манкора. – Память вообще штука странная. Жаль, я не биолог. Вспомнили? Очень интересно. Так я хочу сказать, что пообедал Гордон, поужинал Панягин, а совсем недавно, незадолго перед вашим… возвращением… кто-то из них выпил чашку чая с печеньем.

– Кто-то из них?

– Я не понял, кто именно. Он молчал, думал о чем-то своем, на вопросы только качал головой. Меня здесь не было, а Эрвин оставил вас в покое. Потом вы немного поспали и… вот.

У нее не было ни зубной щетки, ни пасты, ни ее любимой пижамы, она… как же…

Манкора, похоже, понял, о чем она подумала. Кашлянул и сказал:

– Все в порядке, миссис Гордон. Здесь все свои. Есть, – он вздохнул и поджал губы, – вещи более серьезные, о которых вы должны знать. Хотя… Может, и знаете? Не помните?

– О чем?

– Об орбите. О топливе.

Орбита? Топливо?

– Значит, нет, – кивнул Манкора и повторил: – Странная штука – память. Надо будет… – он оборвал фразу. – Вы должны знать, миссис Гордон. За сутки ситуация на борту очень изменилась.

– Он жив? – воскликнула Эйлис.

– Он? – поднял брови Манкора.

– Они, – поправилась Эйлис. – Все.

– Гордон жив. Значит – живы все.

Он помедлил и добавил слово, которое не должен был говорить. Ей – никогда. Почему сказал?

– Пока.

Все мы живы пока, – подумала Эйлис. Когда до нее дошел смысл фразы – испугалась. Если человеку предстоят долгие годы жизни, никто не скажет о нем: «Пока жив». Разве что в смысле: «Буду любить тебя, пока жив». Но это и так ясно: мертвые любить не умеют. Живые могут любить своих мертвых. Наоборот – не бывает. Чарли повторял ей «люблю тебя» не так часто, как ей хотелось. Что там «не так часто» – редко повторял, да и то если она напрашивалась, и однажды, произнеся нужные ей слова, добавил с легкой улыбкой: «И всегда буду любить, ты знаешь». – «Ничего я не знаю! – воскликнула она. – Всегда – это сколько? Год? Три? Десять?» Чарли перестал улыбаться, прижал ее ладони к своим щекам и произнес: «Пока существует Вселенная». Ее этот ответ не устроил. Вселенная! Далекие раскаленные звезды, холодные планеты и черные дыры, куда можно провалиться и остаться навсегда. «Вселенная! – воскликнула она. – Зачем мне