ощутил, что его скелет ему не знаком. Что это за кости, связанные в его теле непонятными суставами? Вставай, сказал он себе. Вставай и иди… как мужчина.

Он встал.

Первый шаг был как у ребенка. Второй — не многим лучше. Однако на третьем и четвертом он обнаружил, что не разучился ходить, и прошел по коридору в комнату с высоким потолком, в которой свет солнца окрасил стены в оранжевый цвет, а наверху ворковали голуби.

Что-то шевельнулось в тени справа от Михаила. Он услышал хруст листьев. Там смутно виднелись два сплетенных колышущихся тела. Михаил вытряхнул остатки сонного тумана из глаз. Одна из фигур на полу стонала женским голосом, и Михаил увидел, как человеческая плоть, обрамленная волосами животного, входит и выходит из другой влажной человеческой плоти.

Пара холодных голубых глаз уставилась на мальчика из полутьмы. Алекша обхватила себя за плечи, по которым струились русые волосы. Франко повернулся и увидел мальчика, стоящего на пороге света и тени.

— Боже мой! — прошептал Франко. — Он это сделал! — Франко оторвался от Алекши и вскочил на ноги. — Виктор! — закричал он. — Рената! — Его крики пронеслись эхом по коридорам и комнатам белого дворца. — Эй, кто-нибудь! Скорее сюда!

Михаил смотрел на обнаженное тело Алекши. Она не сделала ни единого движения, чтобы прикрыться. Ее тело блестело от пота.

— Виктор! Рената! Он жив!

Глава 17

Утром в конце сентября Виктор сказал ему:

— Следуй за мной.

И Михаил последовал за ним. Они миновали комнаты, залитые солнечным светом, и спустились в подвалы белого дворца. Михаил был одет в робу из оленьей шкуры, которую сшила ему Рената. Он закутался в нее, спускаясь в подвал вслед за Виктором. За последние недели Михаил подметил, что его глаза быстро привыкли к темноте, а днем его зрение настолько обострялось, что он мог пересчитать листья на дубе в сотне ярдов от него. Сейчас Виктор хотел что-то ему рассказать и показать внизу, в подвале, в темноте. Он остановился, чтобы зажечь от костра факел из тряпок, пропитанных медвежьим жиром. Факел горел, испуская запах, от которого у Михаила потекли слюнки.

Они спустились в помещение, где на стенах сохранились цветные фрески религиозного содержания. Через арку и дверь ход вел в большую комнату. Михаил посмотрел вверх, но не увидел потолка. Виктор сказал:

— Мы пришли. Стой на месте.

Михаил подчинился, а Виктор пошел вдоль стен комнаты. Свет факела освещал полки, заставленные томами книг в старых кожаных переплетах. Книг было много, сотни, а может быть, тысячи. Они заполняли все полки на стенах и были свалены грудами на полу.

— В этой комнате, — сказал Виктор, — сто лет тому назад трудились монахи — переписчики древних рукописей и, возможно, исследователи. Здесь три тысячи четыреста тридцать девять томов.

Он произнес это с гордостью, как будто говорил о своем любимом детище.

— Книги по теологии, истории, архитектуре, технике, математике, лингвистике, философии — все это здесь. — Он обвел факелом стеллажи и чуть приметно усмехнулся. — Ты знаешь, у монахов было мало развлечений. А ну, покажи мне ладони.

— Ладони?

— Ну да. Покажи их мне.

Михаил поднял ладони к свету факела.

Виктор внимательно оглядел их, вздохнул с удовлетворением и кивнул:

— У тебя ладони будущего ученого. Ты из привилегированной семьи, не так ли?

Михаил, не понимая, пожал плечами.

— О тебе хорошо заботились, — продолжал Виктор. — Ты вышел из родовитой семьи.

Он видел по одежде Михаила и его родителей, что она была хорошего качества. Теперь ее успешно использовали как пропиточный материал в факелах. Он поднял свою ладонь к свету.

— Я работал в Киевском университете. Это было очень давно, — сказал он. В его голосе не было ностальгии. Только бесстрастное воспоминание. — Я преподавал языки. Немецкий, английский и французский. — В его глазах появился жесткий блеск. — Я выучил три иностранных языка только для того, чтобы просить милостыню, для того, чтобы прокормить жену и сына. Россия не очень-то щедро платит за человеческий ум.

Виктор ходил взад-вперед, освещая факелом книжные полки.

— Конечно, если ты не придумаешь чего-то, чтобы лучше убивать, — добавил он. — Впрочем, я думаю, что правительства всех стран мира мало чем отличаются друг от друга: все они жадны и близоруки. Это проклятие для человека — иметь разум и не уметь пользоваться его результатами.

Он остановился и осторожно достал один из фолиантов с полки; задней обложки у книги не было.

— «Республика» Платона. На русском. Слава тебе господи. Я не знаю греческого. — Он обнюхал тыл переплета, как будто вдыхая великолепные духи, затем вернул книгу на место. — Юлий Цезарь, «Хроники», теоретические работы Коперника, Данте — «Ад», путешествия Марко Поло… все это вокруг нас, двери к трем тысячам миров. — Он с благоговением обвел факелом вокруг и прошептал: — Тихо, тише. Ты сможешь услышать звуки поворачивающихся ключей в замках этих дверей.

Михаил прислушался. Он услышал скребущий звук — не ключа в замке, а крысы где-то в большой комнате.

— Да. — Виктор пожал плечами и продолжил осмотр. — Теперь они мои. — И снова с тенью улыбки: — Я могу с гордостью сказать, что у меня самая большая библиотека среди ликантропов мира.

— А ваша жена и сын? — спросил Михаил. — Где они?

— Мертвы. Да, мертвы. — Виктор остановился, чтобы смахнуть паутину с книг. — Они оба умерли с