Шрифт:
Закладка:
Она раздраженно бросила на стол сложенный вчетверо листок. Там было написано три строки странного текста, никаких сложных слов вроде «дори ме, интеримо, адапаре» и прочих колдовских фраз.
Вместо этого там были фразы «на все способный, злобный зверь» и «разделим душу пополам». Неужели это все об Аркадии?
Я послушно пробубнила все, что было написано на листочке, и вопросительно посмотрела на деканшу. Мы обе понимали, что чуда не произошло.
— Обычно призыв фамильяра помогает пробудить дремавшую магию, и он, послушный древнему зову, является к своему хозяину, — разочарованно сказала Ирма Хальт, — сожалею, но, кем бы ни был Аркадий, вернуть его вряд ли получится.
Она потеряла всякий интерес ко мне и ушла, тихо прикрыв за собой дверь, а я упала на постель, как есть не раздеваясь. И горько заплакала. Этот шебутной рыб, который так раздражал поначалу, стал мне настоящим другом. Я так привыкла к его едким высказываниям, что сложно было представить, что теперь вокруг меня будет только оглушающая тишина.
Промаявшись без сна до утра, я решила навестить того человека, с которого для меня началась эта история. Аполлинарию Петровну. Именно эта безобидная старушка оказалась в нужный момент времени у меня на пути. И это она меня убедила, что Аркадий — мой фамильяр.
Наспех умывшись я поспешила знакомой дорогой. Весь город еще спал, и мои шаги гулко отдавались от мостовой, отражаясь от стен домов, где еще даже ставни были закрыты. Лишь сонный дворник провожал недоумевающим взглядом ранних прохожих и не переставая зевал в кулак, прикрываясь дырявой рукавицей.
Но меня не смущало, что я могла заявиться в гости слишком рано. Ничто не могло сбить меня с решительного настроя.
К моему удивлению, дверь распахнулась, лишь только я стукнула по косяку двери костяшками пальцев.
Аполлинария Петровна была одета отнюдь не в ночной чепец и сорочку. Напротив, на ней было дневное платье, прическа волосок к волоску. Ясно было, что я не с постели ее подняла.
Она неловко улыбнулась мне и пригласила в дом. На мгновение я даже понадеялась, что увижу у нее на кухне Аркадия. Но и здесь не было моего фамильяра. Или не моего?
— Я ждала тебя, — сказала баба Поля и пригласила к столу, где уже дымилась стопка оладий, а со стороны плиты одурманивающе пахло крепким кофе.
Я присела за стол и стала ждать объяснений. Несмотря на то, что не ела со вчерашнего дня, притрагиваться к угощению я не спешила. Еще непонятно, какую роль в этой истории играет добродушная старушка.
— Я слышала, что Аркаша пропал, — начала баба Поля, — негодник! Годы идут, а старый ловелас не меняется. Опять слинял!
Я ожидала что угодно, но только не этих слов. Так и сидела, открыв рот от изумления.
— Ходок был Аркадий. Я, конечно, тоже не святая. Но и я у него была далеко не первая. И ведь благородного из себя строил, со всеми своими женщинами отношения всегда узаконивал, свадьбу играл. Причем замуж звал на третий день после знакомства. И переезжал сразу к зазнобе своей с сумочкой худенькой и своим одеяльцем.
Я сидела, боясь перебить странное повествование.
— Ко мне-то он и вовсе от беременной жены ушел. Сказал, что дети — это не его, и женщина должна принадлежать ему целиком, а не отвлекаться на пеленки и ночные побудки. Уж ходила ко мне эта женщина по первой, окна била. Пришлось переехать подальше, а то Аркашенька не высыпался от ее ночных криков. Да недолго продлилось наше счастье. Помер муженек мой, — вздохнула Аполлинария Петровна, — я ведь уже понимала, что он себе новую бабоньку присмотрел. Но все пыталась удержать его, понимала и принимала. А вот как начал одеялко свое сворачивать и носочки мною любовно заштопанные в сумочку собирать, так и помер. Как стоял, так и упал замертво.
Что-то прижизненный образ Аркадия казался мне все менее романтичным.
— А как так получилось, что он возродился в виде фамильяра? И почему вы его мне отдали, а не себе оставили?
Старушка вздохнула. Видно, что слова давались ей с трудом.
— Муженек мой магом был. Всякое колдовство творил. Вот частичка души, видать, в платок тот злополучный попала, — женщина достала тот самый шелковый платок, — только было ему на тот момент не более тридцати лет, а потому ни жены своей беременной, ни меня тем паче не помнил он. Только воспоминания молодости были, когда он был еще благородным рыцарем, балагуром и дамским угодником.
— То есть это не фамильяр, а пробудившаяся частичка души реального человека? — я пыталась переварить полученную информацию, но в голове она никак не хотела укладываться.
— Получается, что так, — вздохнула баба Поля, — только вот ты его пробудила своими слезами, поэтому и привязался он к тебе, а не ко мне. Но и у тебя он недолго пробыл. Ушел, забрав в этот раз аквариум, а не одеяльце. Смирись, девочка. Характер у него такой, что не может он долго при одной женщине быть, все его налево тянет.
***
Аполлинария Петровна не дала мне уйти просто так. Накормила завтраком и только потом отпустила.
Время уже было не такое раннее, и я решила пойти к Ролану Пейсу. Признаваться все равно надо будет, а тянуть с этим нет смысла. Было немного жаль своей зарплаты, с которой я так хотела оплатить кредит, который напоминал мне о прошлой жизни.
Хотя теперь и вся история с конкурсом, рестораном и самым деспотичным шеф-поваром тоже уходила в прошлое.
Я медленно брела по улице, подбирая в голове слова, которые скажу старику Пейсу. По сути, я шла, сообщить ему, что выбываю из команды. А значит, он потеряет свой ресторан. Я пыталась уговорить себя, что ввязаться в спор с Дирком Вольтоном было его собственным решением, и он должен был понимать все риски. Но ничего не могла поделать с чувством вины, которое разъедало меня изнутри. Ведь я всех обманула, выдала обретший плоть дух гулящего мужика за фамильяра!
Как я и ожидала, Ролан Пейс обнаружился в ресторане. Кажется, он уже смирился с потерей своего детища и пришел попрощаться. Он разжег камин у дальней стены зала для гостей, придвинул к нему кресло и сел, уставившись невидящим взором на огонь.
Старик
