Девчонки точно обзавидуются. Остальные будут только петь, а Тане Макаровой не разрешили выступать с танцем живота. Физичка наконец поймёт, что мне её предмет на фиг дался. Все в этой цитадели зла от меня обалдеют.

Звонок с незнакомого номера.

Я не сразу поняла, что это Женя. Его голос звучал слишком вымученно, речь была путаной. Поздравлял с выпуском из школы, желал счастья. Повторялся. Запинался. Но говорил.

– Прощай, Юки. Я ухожу.

– Куда? – У меня аж всё внутри похолодело от дурного предчувствия.

Он проигнорировал вопрос.

– Мы больше не увидимся. Ты хорошая девочка. Меня в Рай не пустят. Жаль. Знаешь, а небо такое прекрасное… Может, ты меня видишь… Посмотри наверх.

И сбросил.

Намёк был прозрачным: мы когда-то часто залезали на крышу его дома. Там никто не ругался на то, что я музицирую. А слушать мою игру Женька любил, хотя я далеко не Паганини…

Не помня себя, я неслась в соседний двор. Чуть не подвернула ногу, сорвала туфли на высоких каблуках, которые до этого целую неделю разнашивала дома, и побежала дальше босиком. Больше нелепая, чем красивая, со скрипкой, клатчем и норовящими выпасть из руки туфельками.

Мне не пришлось смотреть вверх.

Он уже был внизу.

В изломанной позе и в луже крови.

И тут меня прорвало.

Я верещала как резаная и выкрикивала его имя на разные лады. Горячие слёзы всё бежали по лицу, а этот кошмар не заканчивался.

Потому что это был не сон.

Вокруг собирались люди. Причитали, матерились, куда-то звонили. Немолодая тётка в домашнем халате и тапочках подсунула мне корвалол и велела выпить. Я ещё ей стакан с ярким отпечатком помады вернула… Кто-то дал мне салфетку, чтобы я привела себя в порядок, но, как позже увидела в зеркале, только сильней размазала макияж. Я пыталась позвонить маме, но у меня ужасно дрожали руки, а пальцы гнулись с переменным успехом. В итоге мне добрые люди набрали номер, но я ничего не могла внятно сказать. Как умалишённая звала маму и рыдала.

До сих пор стыдно вспоминать эту сцену. Я абсолютно не владела собой и позволяла окружающим обращаться со мной как с куклой. Никогда не забуду ту унизительную покорность. Я глотала корвалол, хотя в нормальном состоянии отмахнулась бы от лекарства. Пила солёную минералку из чужой бутылки. Поехала в отделение полиции с незнакомыми людьми.

И все меня жалели. Все-все-все.

Не Женьку. Меня.

Слышала, как девушка в форме сотрудника полиции с вдохновением рассказывала кому-то о произошедшем:

– И прикинь, какой козёл! Испортил девчонке праздник! У неё же сегодня бал!

Не было у меня бала.

Так хотела, а не было.

Не было…

– Варя, – Бен заговорил после длительного перерыва. – Варежка… Обними себя.

– Чего?

– Представь, что это я.

После сырости вечернего Лондона было особенно приятно очутиться в просторном холле, украшенном цветами и фонариками. Отдав лакеям верхнюю одежду и трости, мы пошли на второй этаж в бальный зал. Чарли старалась держаться поближе ко мне, хотя спрятаться от бдительных родителей в нашем положении было практически невозможно.

– Как я выгляжу? – раздражённо шепнула мне Чарли.

Не очень. Пушистое перо в причёске с шиньонами глупо покачивалось, как на пружинке. Щедро украшенное жемчугом платье из ярко-зелёной тафты ей, мягко говоря, не шло. Плюс над девушкой поиздевалась сама эпоха, сдавив талию корсетом и сделав зад больше за счёт идиотского турнюра.

Я сконвертировала своё впечатление:

– Как бешеный страус.

– Дети! – рыкнул мистер Хант.

Всё, молчим, молчим.

А обидно же, что миссис Хант так позорно вырядила дочку. На других девушках платья смотрелись гораздо лучше, невооружённым глазом было заметно, что над ними поработали люди с отличным вкусом. Попадались и карикатурные дамочки вроде бедняжки Чарли, но они выглядели более бодрыми. Наверное, считали себя неотразимыми феями.

А я легко отделалась. Миссис Хант долго за мной гонялась, умоляя напомадить волосы, но я не далась.

Хозяйка меня сразила наповал. Она была в розовом платье, явно не соответствующем почтенному возрасту. И пудры на бабе было столько, что я боялась её вдохнуть! А что у неё в районе декольте… Миксер мне в глаза! Чучело канарейки! Еле скрывая брезгливость, я вслед за мистером Хантом поцеловала воздух над её затянутой в перчатку лапой и, бросив на ходу: «Мы погуляем», увела Чарли подальше.

– Мама всё равно нас найдёт. Будет мне женихов подсовывать, – пробурчала девушка.

– А вдруг кто-нибудь приличный попадётся?

– Бенни, о чём ты говоришь! Нашей маме это платье показалось приличным!

Я быстро оценила масштаб катастрофы.

– Тогда будем брать дело в свои руки.

Надрывался оркестр. По залу носились танцующие пары. Да, непоэтично с моей стороны, но меня же можно понять! Я же не железная, я завидую.

– Куда ты смотришь? – озабоченно спросила Чарли.

Ох, не признаваться же, что я с тоской пялюсь на скрипачей. Поиграть бы немножко, нервы в порядок привести.

– Никуда.

– Хочешь потанцевать?

– А я разве умею?

– Прости, забываю, что ты… всё забыл, – Чарли отвернулась от меня.

Я ободряюще коснулась её плеча.

– А ты помоги мне вспомнить.

Она сжала в руках сложенный веер.

– Ты любишь танцевать. Даже пытался меня научить, но мы только об мебель ударялись.

Надо же, Бен у нас танцор! Интересно, а у Оза как с этим дела? Бли-и-ин, не время мечтать о танце с ним!

Похоже, у нас с Чарли самые унылые рожи на этом празднике жизни. Так нельзя, надо срочно исправлять ситуацию.

– А тут нет твоих подружек? Столько народу, неужели потусоваться не с кем?

– Пока не вижу никого знакомого.

– Тогда пойдём познакомимся с кем-нибудь?

– Бен, ну ты как ребёнок. – Чарли принялась обмахиваться веером. – Или, скорее, как Тоби на прогулке… Фух, я в этом футляре дышать не могу.

– А я и без футляра с трудом дышу. Здесь так жарко!

Я не пыталась изобразить сочувствие, мне действительно было душно. Полно народу, сотни две, а кондиционеров нет и в помине. А если я сниму фрак или сорву галстук-бабочку, окружающие примут меня за психбольного, потому что так никто не делает. По крайней мере, мне стало понятно, для чего в зале находилось несколько ледяных скульптур, в которых угадывались черты лебедей: какая-никакая замена сплит-системе.

– Мама, – посчитала своим долгом предупредить меня Чарли.

Миссис Хант была не одна, а в сопровождении женщины её возраста и хорошенькой девушки лет двадцати в персиковом платье. По сравнению с ней Чарли смотрелась недовольной лягушкой на фоне весёлой птички-невелички.

– Бенни, – тоном, не терпящим