Для Цзе-вана пришло время расплаты за его безнравственную жизнь. Между тем к его губителю явился бог огня Чжужун. Он предсказал Тан-вану его скорую победу над Цзе-ваном:

«Небесный правитель приказал мне помочь тебе в сражении. Войска в столице уже в полном смятении. Ты быстро поведёшь армию на город и одержишь победу. Когда увидишь в северо-западной части города большой огонь, начинай наступление» (там же).

Цзе-ван, прихватив всех своих наложниц, покинул столицу. Как и предсказал бог огня, его войска были разбиты наголову. Он оказался в изгнании, где он и принял свой бесславный конец: он умер от тоски.

Победитель Цзе-вана был прямой противоположностью Цзе-вана. Он стремился не к собственным наслаждениям, а к служению своему народу.

Новый император, в отличие от прежнего, готов был для своего народа пожертвовать своею жизнью, когда в Поднебесной началась страшная засуха. Тан-ван, не дождавшись её окончания, решил принести себя в жертву Небесному владыке, чтобы он послал дождь. Пройдя все церемонии, связанные с человеческим жертвоприношением, Тан-ван поднялся на приготовленный для его сожжения хворост. Но произошло чудо! Верховный владыка смилостивился, не дождавшись сожжения императора. Полил обильный дождь:

«Дождь затушил и огонь в жертвенном тазу, и хворост, остались только струйки синего дыма. Обрадованные люди от всей души пели хвалебные песни, а шаманы снимали с костра гуманного Тан-вана, который готов был отдать свою жизнь людям» (там же. С. 227).

Жители Поднебесной славили гуманного императора Тан-вана и продолжали проклинать своего прежнего императора – бесчеловечного Цзе-вана.

2.5.2.5. Политика

Древнекитайские мыслители мечтали о справедливом общественном устройстве. Свои надежды при этом они возлагали на идеальных правителей.

К идеальному правителю Конфуций предъявлял пять требований. Он выразил их в таком высказывании:

«При управлении княжеством, имеющим тысячу колесниц, необходимы постоянное внимание к делам и искренность в отношении к народу, умеренность в расходах и любовь к народу с своевременным употреблением его на работы» (Конфуций. Суждения и беседы. СПб., 2015. С. 6–7).

Но самое главное в идеальном правителе – его добродетель: «Кто управляет при помощи добродетели, того можно уподобить северной Полярной Звезде, которая пребывает на своём месте, а остальные звёзды с почтением окружают её» (там же. С. 12).

К добродетели идеального правителя Конфуций добавлял церемонии:

«Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок посредством наказаний, то хотя он и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда; если же руководить им посредством добродетели и поддерживать в нём порядок при помощи церемоний, то у него будет чувство стыда и он будет исправляться» (там же. С. 121).

Церемониям и ритуалам, проводимым в государстве, Конфуций придавал чрезвычайно большое значение. Именно с ними он в первую очередь связывал порядок в стране. Этот порядок предполагает, в частности, соответствие правителя своему имени, а подданого – своему. Назначение церемоний и ритуалов – восстановление этого соответствия. Сам Конфуций исполнял роль верноподданного с завидным актёрским мастерством. В «Суждениях и беседах» о нём читаем:

«В ворота княжеского дворца он входил наклонившись, как бы не помещаясь в них. В воротах он не останавливался и, проходя, не ступал на порог. Следуя мимо престола, он менялся в лице, ноги его подгибались, и он говорил, как будто бы у него недоставало духа. Подобрав подол платья, он вступал в залу, согнувшись и затаив дыхание, словно не дышал вовсе. По выходе, когда он спускался на одну ступеньку, лицо его распускалось и делалось спокойным и весёлым. Спустившись, он быстро бежал, растопырив руки, и благоговейно возвращался на своё место» (там же. С. 87–88).

Подобная картинка:

«Конфуций держал символ власти своего князя согнувшись, как бы подавленный его тяжестью, подняв его вверх не выше рук, сложенных для приветствия, и не опуская ниже рук, словно протянутых для отдавания чего-либо. Лицо его менялось и словно трепетало, он двигался мелкими шажками, на пятках, не поднимая ног; при представлении подарков выражение лица его было спокойное. При частных визитах он имел весёлый вид» (там же. С. 88).

Вполне убедительно объяснял происхождение порядка в Поднебесной Мо Ди. В древние времена люди жили, как звери. Вот почему в Поднебесной возник невообразимый беспорядок, чтобы его уничтожить, люди выбрали себе идеального – добродетельного, мудрого и справедливого – правителя:

«Беспорядок в Поднебесной был такой же, как среди диких зверей. Поняв, что причина хаоса – в отсутствии управления и старшинства, люди выбрали самого добродетельного и мудрого человека Поднебесной и сделали его сыном неба… Только сын неба мог создать единый образец справедливости в Поднебесной, поэтому в Поднебесной воцарился порядок» (Антология мировой философии в четырёх томах. Том 1. Часть 1. М., 1969. С. 199).

Так было в далёком прошлом, а что теперь?

«В Поднебесной много правителей, но человеколюбивых среди них мало. Поэтому считать всех правителей образцом для подражания – значит считать образцом отсутствие человеколюбия» (там же. С. 197).

В качестве основы идеального государства человеколюбие расценивалось неоконфуцианцами в эпоху Сун (960-1127). Вместе с эпохой Тан (618–907), её сравнивают с европейской эпохой Возрождения. В это время Китай достиг небывалых успехов в укреплении своей государственности и культуры. Этому способствовало изобретение пороха, а также широкое распространение книгопечатания.

Китайское Возрождение в сунскую эпоху было прервано монгольским нашествием. На долгие годы в Китае выдвинулась на господствующее положение монгольская династия Юань (1271–1368). Её первым императором был внук Чингиз-ханаХубилай (1271–1295).

Одним из основателей неоконфуцианства был Чжан Цзай (1020–1078). В своих «Западных надписях» он писал об идеальном общественном строе как о царстве гармонии между небом и землёю. Оно держится, по его представлениям, на человеколюбии. Он писал:

«В гармонии с небом и землёй мудрец являет и манифестирует их волю, а совершенномудрый – их мудрость. И всякий в Поднебесной, кто болен, покрыт язвами, измождён и недужен, всякий, кто одинок – не имеет братьев, сестёр, детей, мужей и жён, – все они, сирые, мои братья, связаны со мной и не возропщут друг против друга… Идти поперёк добродетели – то называю попранием, то вред человеколюбию, то именую воровством» (Рассказы у светильника. Китайская новелла XI–XVI веков. Сост. К. И. Голыгина. М., 1988. С.9).

Об идеальном общественном устройстве мечтали и древнекитайские мифотворцы. В архаическое время появилось сказание, в котором описывается золотой век. Своим существованием он был обязан Нюйва. Она создала его для своих питомцев – первых людей. Это случилось после того, как между обрушающимся небом и землёй она установила прочную опору из гигантских черепах.

У Юань Кэ читаем: «К этому времени часть диких